Ловкость рук

– Я признаю, что ничего не делал, – сказал Рауль, – но зато не выставлял себя на посмешище, как некоторые из вас.

Слова Суареса распалили его еще больше.

– Если вы считаете, что своими бабскими выходками показали себя, то я по сравнению с вами Георгий Победоносец.

– Мы хоть вышли на улицу, – сказал Энрике.

– Могли бы преспокойно сидеть дома. Не думаю, чтобы революция много потеряла.

Пролетарий согласно кивал головой.

– Рауль прав. Такие, как вы, должны сидеть дома и ждать, когда вам отрубят головы. Мир только выиграет от этого.

– Да и ты, вместо того чтобы напиваться, как свинья, мог бы сделать что-нибудь полезное, – сказал маленький канарец.

Пролетарий плюнул в стакан.

– А вас никто не спрашивает.

– Правильно, – сказала девушка, – Вы тоже никчемный человек.

– Все мы паразиты, – подтвердил Пролетарий.

* * *

Было что-то обольстительное в манере Рауля держать себя: женщинам нравилась его развязная, немного расхлябанная походка. На улице модистки нередко оборачивались, чтобы посмотреть на него. Рауль с удовольствием чувствовал на спине их взгляды. Однажды в диспансере, где Рауль изредка практиковал, он лишний раз убедился в своей неотразимости. Пока он готовил шприц для инъекции, внимание его привлекла пациентка: молодая миловидная женщина смотрела на него с кротостью и нежностью домашнего животного. Вдруг неожиданно для себя он бросился целовать ей шею, губы, плечи. Женщина, он это хорошо помнил, благодарно и признательно улыбалась ему. Они не произнесли ни слова. Он даже не знал, как ее звали. В соседней комнате даму ожидал господин, который увел ее, поддерживая под руку.

– Клянусь вам, это была восхитительная женщина! Я не знал, что делать. Готов был провалиться сквозь землю. Этот тип спросил меня, сколько он должен заплатить. И мне пришлось сказать, что с него причитается десять пятьдесят.

– И ты взял?

– У меня не было другого выхода.

– А женщина как вела себя?

Рауль сдвинул шляпу на затылок.

– Очень нахально. Повиснув на руке у этого типа, она смотрела на меня, будто ничего не произошло, и называла меня доктором. Уходя, она даже не протянула мне руки.

Урибе забился в самый темный угол бара. Ему было совершенно безразлично, о чем говорили остальные. Время от времени он наливал в рюмку сиреневый ликер и маленькими глотками выпивал его.

– Они все без ума от этого красавчика, – вдруг проговорил он фальцетом.

Анна с удивлением обернулась: она никогда не слышала этот высокий голос паяца; ей даже показалось, что кто-то пришел.

– Ни одна не устоит перед ним.

Кортесар раздраженно посмотрел на Урибе.

– Напился, так помалкивай.

Урибе залпом выпил рюмку.

–  Sursum corda.Возвысим сердца.

Он сунул нос в горлышко бутылки, делая вид, будто с наслаждением вдыхает ее аромат, но, заметив, что Кортесар продолжает смотреть на него, проговорил:

– Можете продолжать. Даю слово, я буду нем как рыба.

Кортесар повернулся к Раулю:

– Да… О чем же ты расспрашивал канарцев?

Ривера привычным жестом покрутил густой ус.

– Я их ни о чем не расспрашивал. Это Херардо интересовался, знаком ли я с Анной. Я ответил, что знаком. И тогда он заявил, что мы должны вести себя осторожней.

Из темного угла донесся писклявый голос:

– Ложь. Ложь. Сеньор Ривера не видел ни Херардо, ни кого другого. Сеньор был очень занят в то время, он развлекался с одной прекрасной гориллой.

Друзья с отвращением посмотрели на Урибе. Вот уже полчаса, как он мешал им разговаривать.

Ривера провел тыльной стороной руки по толстым губам.

– Если вы не заставите замолчать этого кретина, клянусь жизнью матери, я разобью ему морду.

Два дня назад в притончике на улице Святого Марка Урибе напоил Рауля и трех женщин, которые были с ними. Они обмывали денежный перевод. Воодушевленный винными парами, Рауль принялся переворачивать столы и стулья, а потом гоняться за женщинами. Поймав визжавших и хохотавших подружек, он поднял их, по одной в каждой руке, и, как Геркулес, прошелся с ними вокруг стола. Никогда еще Урибе не восхищался им так, как в эти минуты. Гигантское мускулистое тело блистало во всей своей красоте. Рауль смеялся, Рауль целовал, Рауль любил. В самый разгар пирушки нагрянули два жандарма и увели их всех в участок. С тех пор Рауль перестал здороваться с Урибе.

– У-у, какой ужас, какой ужас! – завопил Урибе. – Если бы вы только знали… С каждым днем он все больше становится самцом.

– А ты бабой. Лучше бы не напивался каждый раз как свинья, а смотрел бы за собой хоть немного, тогда бы с тобой не случалось того, что случается.

Рауль обернулся к приятелям и сделал им знак рукой.

– Жаль, что вы не видели его, когда он трясся от страха и подобострастно отвечал на все вопросы полицейских.

Капли дождя монотонно падали в подставленный цветной таз. Агустин откупорил бутылку водки; в тот вечер он был мрачнее обычного и старался бодриться.

– А больше они ничего не сказали? – спросил он у Риверы.

– Нет. Ничего. Во всяком случае, я не помню.

– Удивительно, – проговорила Анна, – как они могли пронюхать.