– Падшие Ангелы. Пали столь низко, как ни одно создание Господне. Отреклись от Господа, но кровь их все равно обладает спасительной силой. Не воскрешают Его, но удерживают в глубоком сне.
Я заметил, что лодыжка Иисуса почернела, словно ветка, обгоревшая в костре, но потом на нее пала золотая капля – и тогда она снова на миг уподобилась человеческому телу. Я увидел мышцы и вены, пульсирующие под упругой кожей. Но это длилось не более мига, не дольше удара сердца.
– Мы Его опекуны и поверенные Тайны вот уже пятнадцать веков, – сказал аббат. – Потому, мальчик мой, ты понимаешь: никому и никогда не позволим помешать нам в сем святом деле.
– Пробудится ли Он?
– Мы в это веруем, – в голосе его послышалось искреннее желание. – И верим, что мы найдем способ вернуть в мир нашего Господа. Но, как видно, мы еще не достойны, чтобы Он объял нас Своим светом. Однако когда наступит время, Он снова возьмет в руки Меч и поведет нас, верных слуг Божьих, чтобы мы свидетельствовали Истину.
– Да будет так, – сумел я прошептать.
– Тогда воцарится истинное Царство Иисусово, а железо и огонь уничтожат все зло, какое существует в мире. И когда в последней войне мы победим Зверя, Господь наш станет властвовать над нами во веки веков. И не на небе, но на земле! Возвысит праведных, а преступников утопит в крови и несказанном страдании.
– Да будет так, – повторил я.
Мы молчали долго, очень долго. И аббат снова отозвался первым:
– Время прощаться, Мордимер. Посылаю тебя в мир с тяжелым сердцем, не веря, что ты сумеешь что-то изменить, кого-то спасти и что нити судеб сплетутся в твоих руках…
– Зачем же мне тогда жить? – прервал я его.
– Затем, чтобы иметь надежду, что будет иначе, нежели я говорю, – он не обиделся и спокойно взглянул на меня. –
– Ты точно безумен, отче, – сказал я с полной уверенностью, а перед глазами моими стоял образ из снов, который я никому бы не открыл. Но однажды я рассказал о нем человеку, который наверняка уже был мертв. Я еженощно молился о его спасении – сам не понимаю почему… Может, потому, что он меня выслушал и понял?
Я знал, куда отправлюсь, и знал, что должен добраться туда раньше Черного Ветра. И знал, что должен спасти ту, которая владеет моим сердцем, пусть бы даже пришлось заплатить за это наивысшую цену.
В конце концов, теперь я был человеком, который увидел Господа. И теперь я был другим, чем несколько молитв назад.
– Я надеюсь на это, – сказал аббат, похлопав меня по плечу. – Я искренне в это верю, любезный Мордимер. Береги мечты, парень, поскольку без них ты станешь…
– Несчастливым, – позволил я закончить за него, когда молчание затянулось.
– Никем, – опроверг он твердо. – Без мечты станешь никем! Если рыдаешь над тем, что в твоей жизни солнце ушло за горизонт, слезы мешают тебе увидать красоту звезд.
– А если их нет? – прошептал я, думая о звездах.
– Тогда создай их, глупый мальчишка! – хлопнул он в ладони.
Я повернулся, чтобы двинуться к дверям, и только раз еще решился взглянуть в лицо Иисуса. Капли золотой крови как раз пали на него – и я заметил, сколь великая печаль отобразилась на этом лице. Потом я поднял взгляд и задержал его на одной из фигур, которых резали серебряными серпами. Была она Ангелом. Несмотря на то что имела женские формы, была существом вне женского или мужского (или, вернее, над ними?). Возбуждала не больше, чем мраморные статуи в садах Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Но в глазах ее нечто отражалось.
В золотых, необыкновенных глазах всякий раз, когда вены ее взрезал серебряный серп, появлялась боль.
И тогда, неожиданно, в голове моей послышался ее голос: «Попроси, чтобы я тебя сопровождала. Тебе не откажут». Быть может, если бы я задумался на миг над смыслом ее просьбы, то скорее откусил бы себе язык. Ибо откуда бы мне знать, кто говорил ко мне изнутри моего сознания и ради какой цели делал это?
Позже я думал о том, что в таком святом месте, как монастырь Амшилас, не допустили бы проявления темных сил. Позже я думал именно так, но в тот миг всего лишь спросил:
– Не могла бы она сопровождать меня?
Оба монаха подняли головы и взглянули туда, куда я показывал.
– Это переходит все… – на лице Зенобия появилось возмущение.
Аббат дал знак, чтобы Зенобия замолчал, а потом долго глядел на меня. Я не отвел взгляда.
– Верно, переходит, – согласился он наконец. – Но нынче все чаще случаются вещи, превосходящие наше понимание. Спустите ее, – приказал.