– Избранные к чему?
Девушка долго молчала, но не потому, что не хотела отвечать – скорее всего, искала правильные слова и верные мысли.
– Чтобы нести Его слово, – ответила неуверенно и словно чуть вопросительно. Но так сильно выделила слово «Его», что я не сомневался, о ком речь.
Значит, согласно моей спутнице, люди, превращенные в вампиров, должны были сделаться кем-то наподобие апостолов Иисуса, но одаренных сверхъестественными способностями! Вот только почему тогда они утратили память о своем призвании? Почему им велено алкать человеческой крови? Почему Христос, сойдя с креста своей муки, не использовал их силу во время марша армии на Рим? Почему забыл о них? Или отчего-то счел непригодным инструментом и предоставил самим себе?
– Расскажи, что произошло, – предложил я ласково. – Постарайся, моя дорогая. Вспомни. Что ты делала, когда Его распинали?
– Стояла. Смотрела. Мне было печально, – она говорила глухим голосом, будто черпая из воспоминаний, которые давным-давно потонули во мраке забвения и к которым она обращалась с удивлением и страхом.
– Взглянул на меня и улыбнулся, – добавила. – Избрал меня. Я знала. И не только меня…
– Откуда ты знаешь?
На этот вопрос она уже не смогла ответить. Я лишь ощутил, как пожимает плечами.
– И что случилось после?
– Умер, – вздохнула она.
– Кто умер? – не понял я.
– Он.
Ну что ж, мы точно знаем, что Христос не умер на кресте. Конечно, мне была известна ересь, представители которой именно так и утверждали, но я не думал, чтобы вампирице встречались эти проклятые еретики. Видимо, мгновенную слабость она сочла за смерть, всем ведь известно, что Господь наш висел на кресте много часов, прежде чем решился сойти во Славе и покарать своих преследователей.
– И тогда я упала… – Она снова замолчала надолго.
– Что было дальше?
– Меня окружил свет. Я слышала прекрасный голос. Поток… – Она замолчала и лишь тяжело дышала мне в шею.
– Поток? – переспросил я.
– Ко мне струился сверкающий поток… Змий и голубка! А потом, – она задрожала всем телом, – тьма и кровь!
Я даже вздрогнул – такова была сила ее крика. Она отодвинулась от меня, и я увидел, что лицо ее искривлено гримасой боли и ужаса.
– Всюду кровь! Тьма! Больше не было света! Не было! Темно, темно, страшно! А ведь мы сотканы из света! Он обещал! Что после Его смерти мы…
– Ш-ш-ш… – Я снова прижал ее к себе. Она тряслась, будто стояла на ледяном ветру.
– Он пос-с-смотрел на меня, – прошипела зло.
– Ты ведь говорила, что он умер, – сказал я спокойно.
– Он умер, а тот новый – посмотрел! Тот, другой! Я упала! Потеряла сознание!
Может, она говорила об одном из разбойников, которых распяли вместе с Господом? Но, гвозди и терние, при чем здесь разбойники?!
Зубы вампирицы вдруг застучали так, будто кто-то с необыкновенной быстротой молотил костью о кость. Она обняла меня, обхватив ногами мою талию. Сжала так, что я почувствовал, как трещат ребра. Я не мог вздохнуть. Не мог двинуть руками, не мог даже крикнуть и поэтому испугался.
Изо всех сил я оттолкнулся от ствола ногами, и мы опрокинулись. Я упал не на девушку, которая внезапно разомкнула объятия и обмякла. Выпутался из ее рук и отошел в сторону. Некоторое время прерывисто дышал, потом ощупал ребра. Болели, но, к счастью, были целы.
Я глядел на нее, лежавшую в траве, и не мог понять, откуда в этом устрашающе худом теле берется столь необычная сила. Приблизился и присел на корточки рядом. Она была без сознания, дышала спазматично и хрипло. Бледные губы и закрытые глаза. Я поклялся, что в другой раз буду осторожней, поскольку опасался, что второго такого нападения не переживу. Хуже того – я знал теперь: девушка не властна над собой, над своими словами, желаниями, над своей силой.
Что из сказанного ею было истинным воспоминанием, а что – бредом либо фантазией больного разума?
Действительно ли она была на Голгофе при распятии Господа? Да, в это я верил, пусть даже разум мой и содрогался пред этой верою. Ведь люди не живут полторы тысячи лет! Быть может, она и Хаустоффер были попросту демонами неизвестного ранее вида? А может, злые силы пообещали им купель в потоках света, чтобы после злобно одарить кровавым проклятием?
Что ж, наверняка в замке барона Хаустоффера мне будет проще найти ответы на эти вопросы. Может, дворянин вспомнит что-то из того ужасного и прекрасного дня, пусть он и утверждал прежде, что напился, уснул и проспал Сошествие нашего Господа.
Я взял девушку на руки и уложил на одеяло. Всматривался в ее лицо и думал, правда ли то, что эти глаза под сомкнутыми веками видели Иисуса Христа, Триумфатора и Освободителя? И я все сильнее сомневался, стоит ли везти ее в замок Хаустоффера. Может, наилучшим местом для нее стал бы монастырь Амшилас?