Ловцы душ

Я пересказал ему разговор, который состоялся у нас с нею. Вампирица, казалось, нас не слушала. С явным интересом разглядывала себя в огромном хрустальном зеркале и осторожно трогала пальцами его поверхность. Хаустоффер уселся в кресле (меня он и не подумал пригласить сесть, оттого я смиренно остался стоять) и долгое время ничего не говорил. Закрыл глаза, и я даже подумал, что он заснул.

Наконец барон поднял веки.

– Не помню ни голоса, ни потока света, – сказал. – Помню лишь лавину крови и тьмы, которые залили мое сознание, пока я спал. Да, теперь я прекрасно это помню.

Конечно, он мог это вспомнить, а могло это ему лишь казаться. Людское сознание умеет выкидывать и не такие коленца, и кому об этом знать лучше, чем инквизиторам?

– Сотканные из света, – повторил барон слова девушки. – Да-а… Мы должны были сыграть важную роль. Должны были стать рыцарями Христа, Его избранниками, – он глянул на девушку с явственным недовольством во взгляде. – Но она превратилась в такую… – миг он подыскивал слово, – …неразумную тварь…

Я осмеливался полагать, что имя «неразумная тварь» скорее подошло бы ему. Ему, убивавшему ради развлечения, а не ей, которая старалась не причинять вред человеческим существам. Знал, что я никогда не позабуду слов, столь жалостливо ею произнесенных: «нельзя убивать, нельзя убивать». Несмотря на все несчастья, которые ей пришлось пережить, она сберегла в себе больше сочувствия к разумным созданиям, чем барон Хаустоффер.

Тем временем хозяин поднялся.

– Я решил, что это больше меня не интересует, Мордимер, – сообщил. – Но хорошо, что ты привел девушку.

Он прыгнул к ней и свернул ей шею, прежде чем я успел моргнуть. Мертвое тело упало на землю. В хрустальном зеркале я видел отражение ее лица, на котором не успели проступить ни страх, ни боль.

– Я решил, что должен остаться единственным в своем роде, – барон обнажил в усмешке длинные клыки. – Кроме того, как известно, ничтожному опасно попадаться меж выпадов и пламенных клинков могучих недругов, – добавил он.

Я смотрел на труп моей спутницы. Бог милостив – она не только не страдала, но даже не поняла, что пришел миг смерти.

Я не предполагал такого поворота событий. Не думал, что Хаустоффер столь глубоко погрузился в пучину собственного безумия, что мир за границами его помутившегося разума кажется ему столь неинтересным.

– Найди других, Маддердин, и доставь их ко мне. Нынче получишь тысячу крон, а за каждого такого, как она, – по следующей тысяче, – повелел.

Я повернулся к нему.

– Это ты – ничтожен, – сказал ему. – Мир ничего не потеряет, когда тебя не станет.

– Хочешь меня убить? – рассмеялся он, даже не разозлившись – лишь удивившись и искренне забавляясь. – Меня – того, кто живет уже полторы тысячи лет? Того, кто может сокрушить человеческий разум, будто яйцо?

– Моего разума тебе не сокрушить. Ты всего лишь мелкий кровопийца. Немногим лучше надоедливого комара.

Это его рассердило. И я знал, что именно так все и будет. Он подскочил и схватил меня за горло.

Вот только знакомец Козоёба хорошо для меня потрудился. На шее, под высоким воротником, я носил широкий ошейник, утыканный серебряными шипами. Благословленный отшельником, знаменитым своей святостью, – тем, которого мы посетили перед визитом в замок.

Я знал, что это не убьет вампира и даже не поранит его. Нужно мне было не это. Нужен был лишь момент растерянности, краткий миг удивления и оторопи. Нужен был миг, чтобы воткнуть в него два серебряных клинка, которые были спрятаны в рукавах моего кафтана.

Барон вскрикнул и ослабил хватку, я отскочил. На лице его были написаны ошеломление, злость и боль, но он, конечно, все еще был жив, и я полагал, что быстро восстановит свои силы. А тогда судьбу Мордимера Маддердина наверняка не назовут счастливой.

Я выхватил из ножен саблю и рубанул. Умелым, быстрым, экономным движением. Острие перерубило кожу, мышцы, кость – и отрубленная голова Хаустоффера слетела с брызнувшего кровью туловища. На всякий случай я схватил ее за волосы и швырнул в горящий камин – словно играл в кегли и метал свой решающий шар.

Зашипело, когда кровь пролилась на угли. Волосы загорелись и выстрелили искрами, а вокруг разнесся смрад горелой плоти. Я вздохнул с облегчением.

– Ничтожному опасно попадаться меж выпадов и пламенных клинков могучих недругов, – повторил я слова Хаустоффера, глядя на поглощаемую пламенем голову.

Потом взял тело девушки на руки и вышел из комнаты. Когда я прикрывал дверь, увидел еще, как глаза Хаустоффера вытекают из черепа.

Я направился во двор, откуда до меня доносились голоса солдат. Знал, что никто из них не попытается меня остановить.

Эпилог

Я похоронил ее у водопада, который так ей понравился. Выкопал могилу во влажной земле, уложил тело, а потом весь день носил камни, поскольку не хотел, чтобы место ее последнего покоя было нарушено дикими зверьми. Конечно, я понимал, что хороню всего лишь тело, которому – все равно, лежит ли оно, завернутое в шелка, в золоченом гробу, или же погребли его во гноище.