Ловцы душ

– Если вообще когда-либо был нормальным, – скривился Кнотте. – Нас оставил в покое, потому что знает: я не позволю ему взять никого из моих людей, а если убьет меня, они уедут. – Он заметил, наверное, мой ироничный взгляд, поскольку тотчас же добавил: – Уедут если не из верности, то из страха, что окажутся следующими на ужин.

– Тогда отчего вы просто его не зарежете?

Его лицо окаменело от гнева.

– Я – наемник, господин Маддердин, но не убиваю тех, кто меня нанял. Это вопрос профессиональной чести, хотя не знаю, можете ли вы это понять.

– Честь, – повторил я. – В этом случае – лишь пустое слово, господин Кнотте, которым вы прикрываете собственный страх.

Я думал, что он рассердится, но Кнотте лишь склонил голову.

– Может, и так, может, и так, – согласился тихо.

Это обеспокоило меня куда сильнее, чем все ранее им сказанное.

– Я бы сделал это, если бы вспыхнул бунт, – сказал он еще, что лишь подтвердило мои подозрения.

Власти смирились бы с таким решением проблемы, поскольку император вполне обменял бы голову злого барона на несожженный замок, неразрушенные села, непокинутые дома. Потому, скажем, что такое решение не прервало бы приток налогов, а бунт подавил бы дворянин – вроде Кнотте, который в конечном итоге сразу же предал бы себя в руки Светлейшего Государя.

Йоахим казался честным человеком, оттого я решил ему довериться.

– Если я не вернусь, сообщите в Инквизиториум, – попросил его. – Сделаете?

Он смотрел на меня безо всякого выражения. И я ничего не мог прочитать в его взгляде.

– Доноситель получает часть имущества обвиненного, – пояснил я. – А за убийство инквизитора нет иного наказания, кроме смерти после пыток. Вы получите кучу денег.

Он кивнул:

– Если не вернетесь – донесу. И не ради имущества, поверьте.

Я верил.

– Берегите себя, – предостерег он напоследок. – Он – свирепый. Воистину свирепый.

– Свирепый – это я, господин Кнотте, – сказал я снисходительно. – Хаустоффер всего лишь подлый. И я не прихожу, чтобы карать за криминальные преступления. Что мне за дело, если он убивает простецов? Пусть уплатит виру, а если это были свободные – то пусть ответит перед судом. Мне все равно.

– И вы говорите, что несете закон и справедливость, – фыркнул он.

– Чего вы от меня хотите, господин Кнотте? – спросил я измученным голосом. – Я не рыцарь на белом коне и не прибыл сюда, чтобы принести спокойствие и порядок. Я не намерен вознаграждать честных бедняков и карать алчных богачей. Я лишь инквизитор, меня касаются вопросы веры. Окажись барон еретиком, я лично отправил бы его на костер. Но если он правоверный христианин, то и моя роль закончена. Я не исправляю мир, господин Кнотте: Господь одарил меня достаточным смирением, чтобы понимать – это невозможная задача.

Долгое время мы молчали.

– Если бы я сомневался так сильно, как вы, давно бы отошел от службы, – сказал он наконец.

Потом помолчал и добавил:

– Я приду к вам завтра. Будьте готовы.

Не знаю почему, но два последних слова прозвучали как-то двусмысленно… В любом случае мне и вправду нужно было приготовиться к встрече.

* * *

Барон Хаустоффер выглядел именно так, каким я его запомнил. Только когда я заглянул в его глаза, те показались мне измученными безумием. Но, может, я слишком поддался воображению и слишком доверился словам Кнотте.

– Мастер Маддердин, – сказал он. – Не думал, что вы когда-либо захотите еще раз воспользоваться моим гостеприимством.

У него был странный голос. Барон словно бы старался говорить отчетливо и медленно, опасаясь, что, если отпустит вожжи, слова польются против его воли и он уже не сможет их контролировать.

– Я обещал, что как только что-то узнаю, не премину сразу же сообщить об этом господину барону.

– И что же ты узнал?

Внезапно вампирица шагнула вперед.

– Знаю вас, – прошептала. Хаустоффер присмотрелся к ней внимательней. – Вы были там. Спали.

– О чем это она? – спросил он резко.

Я без слов задрал рукав ее рубахи и показал барону знак змия и голубки, вытатуированный на ее плече. Тот сиял во всей красе: казалось, рисунок жил собственной жизнью.

Барон схватил нож и разрезал рукав своего кафтана. Змий и голубка на его плече тоже сияли, а я почти почувствовал невидимую нить, что соединяла их татуировки. В этот миг невозможно было усомниться, что оба они – существа, отмеченные тем же знаком одной и той же силой.

– Она видела все, что случилось на вершине Голгофы, – объяснил я. – Глядела на казнь нашего Господа, а потом потеряла сознание. Я не сомневаюсь, что во многих аспектах она схожа с господином бароном. Необычайно сильная и быстрая, и у нее такой же голод крови…

– Но это же селянка, – скривился он.

– А кем были вы, господин барон, в Палестине, если осмелюсь спросить? Князем? Фарисеем, знатоком Писания?

– Ты слишком много себе позволяешь, Маддердин. – Лицо его исказилось от гнева.

– Кроме того, она не была селянкой, господин барон, – я решил проигнорировать слова хозяина. – Жила в большом доме в Иерусалиме. Лишь позже жизнь ее пошла так, как пошла.

– Она сумеет дать ответ на нашу загадку?