Ловцы и охотники (СИ)

Вроде, ничем-то она не была примечательна: такая же тощая, нескладная и ушастая, как другие. И всё же каждый взрослый ух норовил покрутиться возле неё, а тот чёрный, что летал с ней, и вовсе из шкуры вон лез, лишь бы в его сторону глядела. Уха же, словно неверная милка, и его от себя не гнала, и с другими запросто похаживала. Один раз вовсе скандал получился. Вздумал за ней поувиваться серебряный ух, но тут вдруг из норы вылезла другая уха, с виду непраздная, и подняла визг да хай на всю реку, а потом кинулась охаживать серебряного по щекам! Скорок глянул на них и зашептал:

- Ну чисто мои батя с мамашей. Он придёт с Бодуна наракшасимшись, а она его тряпкой по башке… Умора…

Серебряный ух оказался нравом помягче старого Лиса: жену за буйство наказывать не стал, а просто дождался, чтоб она отшумела, и увёл её спокойно назад в нору.

- Дядь Вихор, - спросил Ясь, - А что все к той мелкой ухе лезут, точно она у них мёдом обмазана?

- Видать, у ней течка. Холостая уха течёт каждую луну, как коза. Какой ух её запах учует, тот сразу прилетит. Если холостой - будет женихаться всерьёз, а женатый - просто рядом покрасуется.

- Что ж тогда говорят, будто ух своей подруге всегда верен?

- Изменять-то у них не в обычае, но от запаха течной ухи и у женатого между ног чешется. А уха, если вдруг ей никто из женихов не мил, выберет себе такого, чтобы за ней поухаживал да прочих ухов поотгонял, а сам залезть на неё не пытался.

На исходе ночи случилось у нор ещё одно событие: едва научившийся летать ухокрылыш вывалился из норы. Тут бы ему, бедолаге, и конец, да ух с повреждённым крылом, копавший себе нору ниже по склону, бросился к нему и на лету поймал. Только ухокрылыш какой-то бестолковый оказался: он потом ещё много раз вниз падал, но его родитель уж под норой начеку стоял. А Ясь со Скорком на то смотрели и про себя думали: чудной народ эти ухокрылы. Любой человек уже вразумил бы дитя хворостинкой и к делу какому приставил, чтобы не баловалось. А ух этот знай себе ловит его да назад в нору засовывет. Наконец, дошло и до уха: отнёс детеныша помогать нору копать, а сам улетел. Вернулся - принёс копальщикам кролика.

К утренней заре жизнь возле ухокрыльих нор затихла, и молодые охотники уже подумали, что ничего примечательного до самого вечера больше не произойдёт. Однако оказалось, что не все ухокрылы добропорядочно спят днём. Какой-то чёрный ух потихонечку прокрался через обрыв. Зацепившись возле одной из нор, он завыл протяжно и звучно, вскинув морду к рассветному небу. На зов из норы вылезла уха со звёздочкой между глаз, и тоже начала подвывать. Вскоре они уже выводили рулады в две глотки, оглашая весь берег своим странным пением. А потом из норы повыше высунулся чей-то хвост, и из-под него на головы певцам обрушилась мощная струя жидкого помёта. Нарушители тишины с визгом и криками кинулись наутёк, а владелец хвоста вылез на стену полностью и ещё некоторое время громко бранился им вслед.

Происшествие у нор, похоже, ничуть не испортило настроения крылатой парочке. Чёрный и звёздочка опустились на небольшой свободный от камыша пляжик, и, звонко перекликаясь, принялись отмываться. Сперва каждый из них был занят исключительно собой, но вскоре они сблизились, начали тереть и мыть друг друга. Постепенно их движения делались всё более мягкими, бережными, веселье вдруг уступило место ласкам. Небо и река уже посветлели, озарились пробудившимся Оком, а они всё стояли по пояс в спокойной воде, приникнув друг к другу и обмениваясь нежными прикосновениями. Потом чёрный подхватил подружку и, прижав к груди, понёс на берег. Там он прилёг среди высокой травы, а уху посадил на себя верхом. Крылья укрывали их тела, словно диковинные плащи, и Ясь не сразу догадался, что происходит между ними. Зато ушлый Скорок вмиг всё понял и разъяснил товарищу доходчивым жестом. Стыд припёк Ясю щёки, но заставить себя отвести глаза от ухокрылов он так и не смог. Ритмичные движения их тел завораживали. Уха была похожа на всадницу, пустившую коня в галоп, а чёрный, как тот самый конь, помогал ей резкими толчками снизу. Потом они вдруг разом замерли в напряжении, будто лук с натянутой тетивой. Ещё миг - и невидимый лучник выпустил стрелу: уха выдохнула протяжно и сладко - и поникла чёрному на грудь. Так они и остались вместе лежать в траве, расслабленные, неподвижные, умиротворенные.

- Ну всё, - шепнул Вихор, - Ухи на покой - и мы на покой.

Он вылез из-под скрадки, взял шест и потолкал плот восвояси.

Как ни хотелось после бессонной ночи завалиться поскорее спать, Вихор сперва заставил молодёжь поесть и даже прибраться, а потом, усадив парней перед собой на лавку, спросил:

- Ну? Валяйте, рассказывайте, что интересного высмотрели в четыре глаза.

Ясь пожал плечами, а Скорок, усмехнувшись, ответил:

- Дурни мы были, соломенные головы. Ухокрылы на самом деле и крупнее, и умнее, и много шустрее, чем нам с хутора казалось. Теперь-то я понимаю, почему их сетью ловят, а не петлёй. Да и то всяко случается: и порвут, бывает, сеть, и утащат… Не так с ними надо.