Ловушка

Тогда Джеймс оказался на седьмом небе от счастья и убеждал себя, что такого-то шанса точно не упустит. Он не подведёт. А там, может, и жизнь наладится, и с семьёй что-нибудь выгорит. Но ничего уже не выгорит, куда там.

Постанывая от жуткой боли в спине, он пытается пошевелить рукой. Получается с трудом. Ладони испачканы в чем-то липком, осклизлом — заливающая лестницу субстанция напоминает нечто среднее между пудингом и той слизью, что скапливается в рыбачьих лодках. К тому же, воняет в подвале так, будто здесь уже кто-то помер.

«Что ж за непруха такая», — думает про себя Джеймс. У него сломан позвоночник? Рукой-то пошевелить получается, а вот с ногами такой фокус не проходит. Конечности не слушаются, а вторая рука будто тоже сломана — не гнётся, да и шевелится с трудом.

Прежде чем в коридоре гаснет свет, он успевает заметить чей-то силуэт.

— Эй! — кричит Джеймс. Может, если там кто-то есть, то хоть доктора Харта позовёт — на приезд других врачей рассчитывать не приходится. На улице в очередной раз грохочет гром. — Мне бы помощь не помешала!

Он пытается перевернуться на живот. Снова стонет. Как же больно, зараза. Попытки не увенчиваются успехом, и Джеймс сдается, прислушиваясь к чьим-то шагам. Медленные и осторожные, в отличие от его собственных.

— Аккуратнее, там лестница залита черт знает чем, — предупреждает он. — А то чего доброго свалитесь, как и я.

Джеймс понятия не имеет, кто сейчас спускается в подвал, но на его предупреждения этот человек не отвечает. Помалкивает, будто воды в рот набрал, и всё шагает и шагает. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем шаги наконец стихают.

Он слышит, как капает где-то поблизости вода и вновь пытается повернуться. Фонарик свалился куда-то, когда он упал, и скорее всего отключился — в подвале темно, хоть глаз выколи. Странно, что другого фонаря с собой никто не взял.

— Кто там хоть? Посветить нечем? Не видно ж ничего, — со стоном фыркает Джеймс.

И тогда, когда ответом вновь оказывается тишина, ему наконец становится не по себе. Внутреннее чутье, наработанное ещё в раннем детстве, — тогда, когда день изо дня приходилось выпутываться из неприятностей, убегать от копов и прятаться от других, чтобы просто выжить, — в последнюю пару лет ослабело. И лишь сейчас вновь даёт о себе знать.

Он в опасности. Настоящей. Ударивший в голову адреналин позволяет забыть о боли, одним рывком приподняться на здоровой руке и попытаться отползти в сторону. Бесполезно.

Ладонью Джеймс скользит по полу, валится обратно и едва не выбивает себе зуб.

— Кто здесь? — и вновь никто не отвечает. Шаги стихают. Джеймс не слышит даже дыхания и начинает думать, не померещилось ли ему это всё.

Не иначе как на кухне сегодня добавили слишком много травы в настойку болиголова. Мысль кажется такой правильной, такой убедительной — она медленно усмиряет его сознание, усыпляет бдительность.

Последним, что чувствует Джеймс, оказывается мощный удар по голове. Теперь всё вокруг темнеет по-настоящему.

***

— Нечисто тут что-то, ой нечисто, — в который раз причитает Марта Стэнли, когда они остаются на кухне вдвоем. — Никогда у нас на Хемлок Айленд такого не было, а тут на тебе. А всё два года назад началось, точно тебе говорю, Эрик, — как проклял кто-то Ричарда нашего, а вместе с ним и всю семью. Ну кто мог убить Элис-то? Не верю, что у кого-то из его детей рука поднялась бы с человеком покончить.

Эрик Саммерс тянется за лежащей на столе пачкой сигарет и громко щёлкает зажигалкой. В отличие от Марты, он уверен, что с детей Ричарда сталось бы кого-нибудь прикончить, коли это посулило бы им какую выгоду, да только проку от смерти Элис грош, как ни крути.

Правильно Лили сказала, когда ставила ту на место — её роль в семье это наследника выносить, родить и вырастить, а прав или богатств каких при ней не водится. Он затягивается, выпускает изо рта густое облако вонючего дыма.

— Ты только мне не говори, — хрипит он, закашлявшись, — что веришь в их этого Спасителя, а. Уж сколько лет мы с тобой тут работаем, сколько всяких разных Стоунов повидали, а от Спасителя одни только россказни и были. Ну жили тут раньше эти его жрецы, ну построили им когда-то часовню — реальнее-то он от этого не стал. Сказки это всё. Для детей и блаженных.

— Да кто ж тогда беднягу убил?

— А то я не сказал бы, если б знал, — фыркает Эрик. — Они каждый год друга поубивать готовы, но не думал я, что когда-то до настоящих убийств дойдёт. Чай не зря говорят, будто деньги людей портят. Глядишь и ещё кого прикончат.

— Типун тебе на язык, Эрик! — едва не кричит Марта, отставляя в сторону чашку с чаем. Опять она туда свою фирменную настойку добавила — болиголовом до сих пор на всю кухню несёт. — Ты видел, какой там шторм? Он до завтрашнего утра не утихнет, а то и до послезавтрашнего. И если окажется, что кто-то из наших за этим стоит… Жуть! Всех же перебьют.