Ловушка диагноза. О психотерапевтах, которые изобретают все больше болезней и все меньше помогают людям

О том, что подобные идеи о «ремонте» личности хороши как модель, но не всегда применимы к конкретному клиенту, я говорил недавно на семинаре, на котором представлял психиатрам и психотерапевтам свой метод работы. Мы разбирали случай из практики: крайне ревнивая женщина требовала от мужа доступа к его мобильному телефону и компьютеру. Началась длительная борьба, постепенно разрушающая отношения. Во время консультации с супружеской парой выяснилось, что женщина боролась за свой спокойный сон, а мужчина – за личную свободу. В конце концов удалось достичь согласия: женщина получила желаемый доступ к мобильному, после того как супруг понял ее страх и осознал, что она ищет лишь покоя, а вовсе не господства над ним. При этом мужчина оставил за собой право в любой момент отозвать разрешение. Оба клиента остались довольны этим исходом. Один из присутствующих психотерапевтов, однако, возразил: «Это же не решение. Основной страх совершенно не проработан!» Основной страх? Что, где-то в психике валяется непроработанный страх, как прогнившая балка? Какой диагноз по МКБ тут подходит?

Представления о том, какой должна быть психика, влияют на конкретный способ действий. Как прорабатывать основной страх и сколько сеансов необходимо для его устранения? Основной страх означает жизненно важный страх, в конечном счете страх быть покинутым. Кому-то из терапевтов удавалось устранить этот страх? Или, по крайней мере, проработать его так, чтобы партнеры больше не ревновали, например поняв, что выживут, даже если их покинут?

Мне ни один подобный случай не известен. И все же проводится множество сеансов, обнажаются бесчисленные детские травмы, пока не возникнет обманчивое чувство, что основной страх достаточно проработан или даже устранен. Кроме того, следует констатировать, что клиенты приходят на консультацию не с желанием проработать основные страхи. Им важно прекратить борьбу за власть и сохранить отношения. Для сохранения отношений требуется не «целостная» и «здоровая» личность, а скорее соответствующие возможности для решения возникших проблем.

Пример показывает, насколько спорным может быть использование терапевтических программ для решения общих жизненных проблем. Ведь как только психотерапевт хватается за психическую модель, он начинает ориентироваться по ней, пытаясь подогнать клиента под ее рамки и рискуя потерять его. Психотерапевт вроде бы знает, что и как должно случиться с клиентом. Если же он не укладывается в модель, то под сомнением оказывается не модель, а клиент. Не у модели недостаток, а у клиента. Профессор Хельм Штирлин выразительно описывает просчеты ориентированного на недостатки метода:

Соответственно, диагностика, ориентированная на дефекты и патологию, слишком легко склоняет нас к тому, чтобы приписывать их индивидуальному характеру или индивидуальной структуре личности без учета временного, межличностного и социального контекста. Прежде всего аспект диагностики, канонизированной в Диагностическом руководстве по психическим расстройствам (DSM), побудил покойного шотландского психиатра Рональда Дэвида Лэйнга в личном разговоре назвать такую генеральную линию современной версией средневекового «Молота ведьм»[2]. И действительно, таким образом признанные обществом врачи «вбивали» и «вбивают» негативный признак в структуру личности… Напротив, системно-терапевтический опыт вновь и вновь демонстрировал нашей гейдельбергской команде, как быстро поведение, классифицированное врачами, выписывающими направления, как негативное и как проявление расстройства – например, как шизоидное поведение, предполагающее бесчувственную, безучастную, «шизоидную» структуру личности (DSM – III 301.20), – меняется при изменении социального и межличностного контекста ⁴⁸.