Ловушка для беглецов

— Нет, Паша, ты очень плохо влияешь на Серафима. Очень плохо. При чем здесь дневники! Дневники не виноваты — гулять надо было меньше и учиться. У-чи-ться!.. — Она водила пальцем около моего носа.

Ее пальцы были испачканы в муке, и от рук пахло-вкусным хлебом. Она вообще-то пирожки с вареньем здорово печет.

— О господи! — схватилась Вера Петровна одновременно за голову и сердце. — Нет, вы совсем не думаете о родителях. Так и в могилу сведете…

Я исподлобья поглядел на Фимку. Он согнулся уже так, что голова касалась колен. Видно было, как покраснела его толстая шея. И мне стало жутко обидно, что лучший друг оказался предателем. А я-то, дурак, спешил к нему. Думал, выручать надо, думал, Алёшку вместе перепрячем.

Вера Петровна встала и тяжело вздохнула.

— Ой!.. Нет, Паша, — помотала она головой, — нет, я тебя не выпущу, пока ты мне все-все не расскажешь. Ничего — посидишь. Придет Вадим Викторович, он сходит за твоими родителями.

Она пошла на кухню, но в проеме двери остановилась и, как памятник, вытянула руку вперед.

— Здесь будете сидеть!!! Туристы! — громко сказала Вера Петровна и вышла из комнаты.

Я понял, что это конец: теперь я отсюда ни за что не выберусь, и мне вдруг все стало безразлично. Пусть Фимкин отец приводит моих родителей, пусть они допрашивают меня и наказывают — теперь уже все равно. Никакой самостоятельной жизни и путешествия не будет, и плоты я уже никогда не буду делать. Вот только Алёшка, он ведь один на чердаке!

Вера Петровна что-то делала на кухне. Фимка несколько раз поднимался, робко ходил по комнате и опять садился. А я молчал и старался не смотреть в его сторону. Я успел обсохнуть, и ноги мои согрелись, но почему-то все равно было холодно, и чуть-чуть кружилась голова. Я думал, что это от усталости, и старался не расслабляться. Я знал — необходимо что-то делать, надо было помочь Алёшке!

— Паша, ты прости… — неожиданно прошептал Фимка.

Я посмотрел на него и так мне захотелось треснуть этого

Шестикрылого! Но у него лицо было заплаканное, нижняя пухлая губа оттопырилась и чуть дрожала.

— Паша, я не предатель. Я хотел на чердак бежать, — тихо оправдывался он. — Рюкзак взял, лопаты приготовил, а мама увидела… и не пустила.

Мне не хотелось с ним разговаривать, но я не вытерпел и почти прошипел:

— А кто же ты, если не предатель!..

— Я не предавал. Мама вначале о ранце спросила, а я, ты же сам знаешь, я не умею врать… А потом…

— Что ж ты про Алёшку не рассказал? Уж предавал бы!

— Она не спросила.

— А если б спросила?..

Фимка промолчал, но я понял, что если б его спросили, то он не смог бы соврать.

— Эх ты! Правильно тебя все-таки Шестикрылым называют.

— Наверно, правильно… — покорно согласился Фимка.

— В общем, так, — я встал с дивана, — ты мне больше не друг. С предателями и трусами не дружу. Усек?

Он опять опустил голову и стал разглаживать рукой свои черные волосы. Я знал, когда он так вот себя разглаживает, значит, ему очень плохо. Но что сделаешь, он сам виноват. Ну, если не хотел врать, мог бы просто молчать. А теперь вон что получилось!

Капли дождя звонко долбили о подоконник, но за окнами уже ничего не было видно, потому что стемнело. А я честное пионерское дал, что приду на чердак, что бы ни случилось! А вот сейчас из-за этого Фимки здесь торчу! Надо же выручать Алёшку, бежать нужно отсюда! Но в дверь не проскочишь, там, на кухне, Фимкина мать. Можно, конечно, и в окно: зимние рамы уже давно были выставлены.

«Быстро их все равно не откроешь…» — думал я, разглядывая оконные крючки.

— Что-то отец наш задерживается, — раздался сзади голос Веры Петровны.

Я тут же отвернулся от окна и, чтобы она не догадалась о моих мыслях, стал внимательно разглядывать желтые обои на стенах.

— Ты что это? — подозрительно спросила она.

— Да обои у вас плохо приклеены, — как можно равнодушнее ответил я. — Мы дома с отцом лучше сделали.

— Ты не мудри, не мудри! — строго предупредила Вера

Петровна. — Не бежать ли надумал?! Я тебя знаю — чтоб без глупостей! Мне тут все слышно. — И она снова ушла на кухню.

— Мне же к Алёшке надо!.. — вслух пожаловался я самому себе.

За окном стояла ночь — самое лучшее время для жуликов, а я был в плену и не знал, как из него вырваться.

Глава семнадцатая. ПОБЕГ

Вырваться из плена мне помог Фимка. Правда, я его об этом не просил и вообще с ним не разговаривал.

Когда мы остались в комнате одни, он подошел ко мне:

— Пашк, а как там Алёша?

— Предателям не отвечаю, — сказал я.

— Может, его с чердака лучше к нам взять? — не отставал он от меня. — Маме сказать — она обрадуется…

Я так посмотрел на него, что он сразу умолк. Не буду же я ему объяснять, что Алёшку нельзя сейчас показывать взрослым. Да и что ему объяснять, он все равно не поймет. Теперь я из-за него тоже предателем стану. Я же обещал Алёшке прийти, а сам…

— Ладно… — вдруг сказал Фимка, закусил губу и уставился в одну точку на полу.

Он долго так стоял и смотрел. Мне даже интересно стало, куда это он смотрит. Но на крашеном полу ничего интересного не было, только шляпка одного гвоздя чуть вылезла из доски, вот и все.