Ловушка для декана

Но теперь, когда увидела всю эту мерзость воочию… у меня не укладывалось в голове — как он может даже предположить, что я сама, лично, запустила в свет видео, на котором получаю львиную долю позора! Какой шлюхой он должен меня считать, если верит, что я могу выставить себя в таком вот свете — лишь бы подставить его! Ведь это про меня, а не про него, будут трепать языки годы спустя! Это я буду притчей во языцах и это моя задница с его рукой на ней будет сверкать со всех экранов и станет достоянием эротичных мемасиков.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он хлебнул коньяка еще раз. И перемотал видео немного назад — на то место, где у меня запрокинута голова, а его рука явно стремится залезть как можно глубже.

— Да… тут надо признать, что я верю тебе, — мрачно подтвердил. — Вряд ли ты пожелала бы, чтобы это стало достоянием общественности…

Мне стало совсем стремно — раз он так, сходу поверил мне, значит выглядит все совсем ужасно. Ну, конечно, в порнофильмах ведь всегда так — мужчина «актер», а женщина — блядь!

От жалости к себе хотелось скрутиться в позу младенца и завыть… ну или выпить чего-нибудь покрепче.

Не говоря ни слова, я протянула руку, забрала у него стакан и выпила все, что в нем осталось.

Коньяк тут же ударил в голову, но вместо того, чтобы приглушить эмоции, оголил их еще больше, сделал резче, четче… Картины, в которых, надо мной ржут по всем углам, стали совсем реальными, люди — живыми, смех — обидным до слез. До настоящих, горьких и обильных слез, которые в миг набухли и заволокли мир мокрой пеленой…

— Это… это ужасно… — даже не пытаясь сдерживаться, я рыдала себе в ладонь. — Что же делать, Матвей Александрович… Я не смогу теперь даже на лекции ходить…

Железной рукой Матвей вдруг обнял меня за шею и притянул к себе.

— Да не реви ты, дуреха… Сама ведь виновата во всем… — в противовес грубым словам, он обнимал меня, гладил по руке, и целовал в лоб — да так ласково, что я еще больше разнюнилась, заливая его рубашку слезами. — Тшш… Да хватит, уже мокрый весь… Разберемся… Меня тоже, между прочим, из-за этого видео выгнуть могут…

— И что? — всхлипывала я, цепляясь за него. — Вы хоть архитектор… вас куда угодно возьмут… а мне теперь жизни нет… Засмеют и зачморят…

— Это тебя-то зачморят? Ты же невеста моя — никто не посмеет над тобой смеяться, пока я декан! — судя по его тону и чуть замедленному голосу, коньяк успел выстрелить и ему в голову.

И тем не менее, он наливал себе еще.

Хотя нет, не себе. Мне.

Дрожащей рукой я потянулась к стакану, что он протягивал, и выпила еще один большой глоток. Поморщилась, когда он поднес к моему рту лимон — и откуда только взял? — укусила, мешая его кислый вкус с горечью слез.

— А если… если вас уволят?

— «Тебя», Максимова. Мы на «ты» договорились, помнишь?

Я завороженно уставилась на него сквозь мокрые ресницы.

— Вы же говорили… только на людях…

— Когда я такое говорил? — его голос отчего-то стал хриплым, и смотрел он уже не в мои глаза, а на мой рот, полураскрытый оттого, что из-за слез немного заложило нос и стало нечем дышать.

— Вчера… — невольно подражая ему, я тоже понизила голос. — И сегодня… и по телефону…

Его палец очертил мои губы, чуть придавливая их. И скользнул внутрь, плотно ложась на язык, гуляя по нему и по внутренней полости щек…

— Знаешь, сколько раз я представлял, как беру этот рот? Как трахаю его, поставив тебя перед собой на колени?

Вместо ответа я сомкнула вокруг него зубы, довольно сильно кусая за палец.

А такого вы себе не представляли, профессор? — говорили мои глаза.

Но он не отдернулся и не испугался. Наоборот — ухмыльнулся, будто его забавляли такие вольности. Будто знал, что с его членом я такого никогда не сделаю — сдрейфлю и позволю ему трахать мой раскрытый рот, так как ему захочется. Так, как он и «представлял».

А мне вдруг захотелось стереть с его лица эту самоуверенную, всезнающую ухмылку. Захотелось, чтобы он потерял контроль и растекся передо мной, как тающий воск на свече.

А потому я перестала кусаться и не сводя с него взгляда, всосала наглый, орудующий у меня во рту палец — глубоко и на всю длину.

О да, профессор… Звук, который он издал, был само совершенство. Как и его вдруг расслабившаяся челюсть, как и закатившиеся на мгновение под веки зрачки.

Твою ж мать, и это только палец!

Сама не понимая, что делаю и зачем, я поднялась выше, освобождая палец… дурея от его коротких, рваных вдохов и выдохов, от его пьяного взгляда — пьяного совсем не от алкоголя! — и втянула его назад, в то же самое время поддаваясь его рывку усадить меня на колени, туда, где уже всё колом стояло от моих шалостей…

— Играешь с огнем, Максимова… — он предупреждающе сузил глаза, когда я снова выпустила из рта его палец, водя теперь по нему сверху вниз языком.

— Лера… — машинально поправила я, сосредотачиваясь на том, чтобы облизать вокруг его пальца — что было совсем не просто.



Внезапно он забрал руку, портя мне всю малину, и резко поднялся — прямо так, вместе со мной.