Ловушка для декана

Возвышаясь надо мной, Матвей стоял перед креслом на коленях, что совершенно идеально позиционировало меня напротив того единственного, на чем мне позволялось кончить.

Грудь его тяжело вздымалась, разделенная посередине одинокой капелькой пота, глаза были почти черными, обжигающими какой-то совершенно ненормальной, одержимой страстью. Как магнитом тянуло в эти глаза, хотелось захлебнуться в них, напитаться этой страстью и найти там то, что он так и не позволил мне достичь…

— Я… я не… собиралась… — даже просто выдавливать из себя слова было трудно, не то, что врать — мало того, что мешало сбитое дыхание, я еще и съехала по сиденью вниз, пока ерзала в этом долбанном кресле. И теперь подбородок мой плотно упирался в грудь, что затрудняло любые разговоры.

Желая оправдаться, доказать ему, что я вовсе не побывала только что на пороге нирваны, я приподнялась, подтянулась на локтях вверх… и уперлась трусиками прямо а его пах — в тянущуюся сквозь боксеры ко мне готовую, железно-каменную эрекцию.

Мы оба резко вдохнули. И будто поняли — хватит!

Хватит играть друг с другом, хватит морочить один другому головы.

Мне лично хватит делать вид, что неприятны его домогательства, его игры со мной, даже его приказной, снисходительно-снобский тон.

Потому что мне все это приятно.

Потому что я хочу его.

Словно услышав мои мысли, он дернул кромку моих трусиков в сторону, высвободил себя, раскатал по члену резинку, пристроился… и одним резким, сильным движением ворвался внутрь.

— Бл*ть, Максимова… — глаза его расширились.

Но я ничего не могла ответить на его изумление, потому что задыхалась от боли — резкой, острой и совсем, СОВСЕМ неожиданной.



Глава 20

— Вытащи, вытащи! — забарахталась, засопротивлялась я, не в силах терпеть этот кошмар.

Вот, честно — в первый раз так больно не было! И близко не было! Чтоб он провалился этот, декан, со своими размерами!

Боль пронзала меня насквозь, отзываясь в каждой клеточке тела — резкая, острая, будто меня взрезали там внизу, как консервную банку.

— Не дергайся! — тяжело дыша, Матвей прижимал мои ноги к подлокотникам кресла. — Так должно быть… насколько я знаю… Твою ж мать… что за шутки, Лера? Я б не стал так резко…

Зажмурившись, он мотнул головой, будто пытался отвлечь себя от того, что происходило снизу. Замер и так застыл на несколько долгих секунд, во время которых я пыталась дышать очень аккуратно, чтобы в промежности ничего не двигалось.

— Больно… — пожаловалась, наконец, справившись с дыхательной функцией.

— Знаю! — рыкнул зло, будто я была во всем виновата. — Тесная как… Двинуться боюсь…

Поняв, что вырваться не получится, я просто тихонько поскуливала.

Боже, он меня порвал, точно порвал…

Наверняка подумав о том же, Донской аккуратно отстранился, вызывая новые спазмы боли и глянул вниз.

— Черт! Все в кровищи… Тшш… Ну, успокойся, успокойся… уже ничего не поделаешь… — он наклонился, оперся на руку и поцеловал меня — медленным, дурманяще-сладким поцелуем, стирая слезы со щек пальцами.

— Почему… в кровищи? — превозмогая боль, я попыталась приподняться и тоже посмотреть.

Может, месячные начались? И почему, черт бы его побрал, он не выходит? Может, меня уже в больницу везти надо!

— Расслабься, дурочка…

Вместо того, что освободить меня от пытки, он сделал обратное — слегка толкнулся внутрь. Совсем чуть-чуть, но у меня от боли просто звезды перед глазами взорвались.

И снова замер, уставившись на меня таким одурелым, таким обожающим взглядом, что стало не до боли — прям перевернулось все внутри. Никогда бы не подумала, что мужчины могут смотреть… вот так — будто я гребанная богиня! Тем более такие мужчины, как Донской!

И тут до меня дошло. Я — девственница! Все еще, несмотря на тот случай, девственница!

Но как?! Я же чувствовала… Неужели…

— О боже… — всхлипнула, хватаясь за его руки. — Матвей… я… у меня…

Он скривил губы в попытке улыбнуться, но это больше походило на оскал — до того он был напряжен.

— Вялая сосиска… вот как… От меня бы ты не ушла девочкой… — и будто в подтверждение, снова пихнулся, пронзая меня, казалось, до самого мозга.

Я вскрикнула, кусая губу.

Вот как, значит, должно было быть!

А я все удивлялась, почему больно не было и тоже — все девчонки такие ужасы рассказывают, а я с деловым видом их поучаю, что мол неопытные у вас мужики были, неумелые… Вон как Алешенька меня аккуратно — не заметила даже!

А он «вялая сосиска», оказывается…

— Глаза на меня! — хрипло приказал Донской, акцентируя на себе все мое внимание — будто отбирал у того, другого. Будто помечал собой, стирал мое прошлое, заставляя забыть все, что было до него.

— Хорошо… — я сглотнула слюну, замыкая на нем взгляд, чувствуя, что краснею, хоть только что спокойно ласкала себя и чуть не за забилась у него на глазах в оргазме, представляя себе черт знает что…

Словно, кто-то взял и включил во мне установку девственницы — все, мол, Максимова, пошалила и хватит! Красней теперь, плачь и умоляй о пощаде.