Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, мухах и причудах судьбы

Малез купил эту картину в аукционном доме Bukowskis в 1954 году. Согласно их каталогу речь шла о работе Мартина Теофилуса Полака, умершего в 1639 году, в чем намеревавшийся ее купить энтузиаст, естественно, усомнился. Ряд деталей, в том числе золотой фон, сама деревянная основа и "весь облик Христа" указывали на более раннего автора, вероятно немца. Чтобы внести в этот вопрос ясность, Малез послал фотографию картины директору Мюнхенской старой пинакотеки профессору Бухнеру, который сразу же опознал ее как раннюю работу Яна Поллака, умершего в 1519 году. Бухнер, в то время как раз писавший монографию о Поллаке, знал также, что вплоть до Первой мировой войны картина принадлежала некоей госпоже Барбаре Виту из Мюнхена, после чего он, к несчастью, утратил ее из виду. Однако впоследствии картина всплыла в Швеции, сперва у придворного ювелира Иена Янссона, а позднее у недавно скончавшегося оптовика Якобссона. При ликвидации имущества покойного аукционному дому, вероятно, сообщили, что работа принадлежит Поллаку, а остальное можно считать результатом простой путаницы.

Далее Малез переходил к ругани по адресу некомпетентных экспертов. Хранитель из музея Мальмё, деликатно не называемый по имени, аттестуется, например, хоть и в несколько завуалированной форме, трусливым законченным идиотом, который в начале 1960-х годов докатился до того, что объявил несколько принадлежащих Малезу картин эпохи Ренессанса подделками: "Помимо представленного выше Яна Поллака и еще нескольких других работ, — даже картину Моретто да Бреша, которая, как я доказал на международном конгрессе в Венеции в 1955 году, является оригиналом наиболее известной вещи Моретто. Доказательства вместе с фотографиями опубликованы в материалах конгресса. После доклада я получил еще два устных заверения в том, что мои доказательства невозможно оспорить или поставить под сомнение. Я вернусь к этой картине в одном из следующих номеров".

Ага, в одном из следующих номеров! Я снял пальто и попросил у продавца разрешения воспользоваться столом. Было четыре часа. Я принялся просматривать кипы журналов, номер за номером — как летом просматриваю добычу в ловушке. Часом позже я выбежал из магазина, чтобы успеть на автобус к вечернему катеру. В сумке у меня лежали одиннадцать номеров "Новостей" с таким же количеством статей Малеза, изданных с 1961-го по 1971 год и посвященных искусству, за исключением одной, которая называлась "Собиратель этнографического материала в Бирме". Все это я прочел одним махом еще пока ехал по шоссе на восток.

Первым было описано дубовое панно, изображающее Адама и Еву в Раю, купленное в Лондоне в 1952 году, "с большой долей вероятности принадлежащее кисти Яна Госсарта из Мобёжу, прозванного Мабюз (1478?—1533)".

Данная теория подкреплялась живым описанием тщательного осмотра и кропотливых исследований как у себя в кабинете, так и в музеях Германии, Испании и Англии. Далее следовал портрет, выполненный французским придворным художником Корнелем де Лионом, умершим в 1574 году; затем — полотно Алессандро Варотари, прозванного Падованино (1590— i6$o), а также — еще через несколько номеров — обещанный рассказ о том, как Малезу удалось доказать всем готовым его слушать, что именно он, и никто другой, владеет первым вариантом картины — шесть метров в ширину и три метра в высоту, — изображающей Христа в доме Симона-фарисея, которая написана Мо-ретто де Бреша в 1544 году и с середины XVIII века висит в церкви Ла Пьета в Венеции.

Я уже тут отметил, что Малез в своих искусствоведческих изысканиях действует примерно как энтомолог (кое-кто, возможно, сказал бы "как пуговицевед"). Сперва — охота в поле, интригующая и непредсказуемая, в которой важнейшими орудиями охотника являются наличие времени и обостренное восприятие. Затем — определение вида собранной добычи: дома под микроскопом, в библиотеке и путем сравнительного анализа музейных и частных коллекций. Малез принимается за свои картины так, словно перед ним пилильщики (или журчалки), и подробно рассматривает изображенные фигуры: их колени, малейшие складки тела, пальцы, носы, уши, вообще все анатомические детали, и чем они мельче, тем интереснее.

Однако Малез обнаруживает, что остальные участники процесса, к несчастью, не энтомологи, и в одной из статей 1968 года, где явно говорится об исчезнувшей впоследствии картине, приписываемой Микеланджело, он возвращается к проблеме противодействия со стороны знатоков искусства, которые упорно говорят "нет". Самое интересное портят деньги. Эксперты просто не осмеливаются сказать "да". А если когда-нибудь все же говорят, то можно не сомневаться, ухмыляется Малез, — идут они на это, только предварительно выговорив себе часть прибыли. Малез продолжает: