Вероятно, после этого все смогут расслабиться. Может, Конвею даже удастся поспать. Паническая дрожь внезапно сотрясла все тело, когда он подумал:
— Так чего вы хотите? — повторил вопрос Гарден, склонившись над ящиком.
—
Внезапно набожно сложенные руки взметнулись вверх, рванулись, как поршни, как цепы, эти полутораметровые стальные ручищи. Тут же они снова легли неподвижно, но полковник Гарден уже не стоял, склонившись над ящиком. Затуманенными глазами Конвей увидел, как Гарден оседает у противоположной стены. Рука-цеп ударила его сбоку по шее, и голова повернулась под углом, как у куклы, став неподвижнее теперь, чем у робота.
Медленным плавным движением Конвей прикоснулся к переключателю микрофона в отвороте. Вокруг гудела пульсирующая тишина. Довольно долго он не мог вспомнить свое имя. Потом заговорил:
— Говорит генерал Конвей. Верните Брума в операторскую Рождества.
Потом Конвей взглянул на робота.
— Полежи немного, — сказал он. — Сейчас придет Брум.
Руки робота согнулись. Стальные ладони сомкнулись на стенках ящика, завопил рвущийся, как бумага, металл, когда робот оторвал стенки.
Эго поднялся в вертикальное положение — двухметрового роста, высокий и крепкий, как башня, и как башня, двинулся вперед. Он шел по прямой, пока не уткнулся в стену. Медленно повернулся, охватывая в поле зрения все помещение, двигаясь сначала неровно, рывками, но с каждой секундой все более плавно и уверенно, по мере того как нагревались контуры недавно активированной машины. Он все еще ощутимо дрожал, тиканье внутри него то становилось громче, то почти затухало, пульсируя сначала медленными сериями, но потом все быстрее и быстрее. Он сортировал данные, принимая, отклоняя, оценивая новооткрытый мир, который теперь стал бременем робота...
Затем он увидел стену с приборной панелью, с помощью которой активировали его. Свет из его глаза метнулся по ней, а затем с удивительной быстротой он промчался по комнате к панели. Его руки заплясали по ней — по кнопкам и переключателям.
Но ничего не изменилось. Панель была мертва.
—
Потом стальные руки взметнулись и сорвали панель со стены. Швырнув ее на пол, робот погрузил обе руки глубоко в скопище разноцветных проводов и в каком-то безумстве вырвал целую охапку.
— Эго, — тихонько сказал Конвей.
Робот услышал его. Он повернулся. Повернулся нечеловечески быстро. Яркий пристальный взгляд на мгновение пробежал по человеку. Конвей почувствовал холод, словно этот взгляд, сфокусировавшись на нем, высасывал из него остатки энергии. Он почти ощутил прикосновение только что пробудившегося, но бесконечно изобретательного сознания.
Затем свет пристального взгляда робота отпустил человека и метнулся к двери. Робот тут же забыл о нем. Словно танк, он ринулся вперед и ударил в дверь всей своей массой, расколов ее пополам. Легким движением руки он отбросил обломки и выскочил через открывшийся проем.
К тому времени, как Конвей достиг двери, робот был уже далеко в подземном коридоре, передвигаясь все быстрее и быстрее, текучий и неудержимый, словно ртуть. Куда же он бежал?
— Генерал Конвей, сэр, — раздался чей-то голос.
Конвей обернулся. Позади стояли двое военных полицейских, между которыми едва виднелся тщедушный Абрахам Брум, вытягивающий шею, чтобы получше рассмотреть валявшиеся на полу обломки приборной панели.
— Отпустите его, — сказал Конвей полицейским. — Входите, Брум.
Старик рассеянно прошел мимо него, наклонился над телом Гардена и покачал головой.
— Я опасался чего-то в этом роде, — сказал он.
Конвей, на миг испытавший жгучую зависть к неподвижно лежавшему Гардену, прокашлялся и сказал:
— Да. Простите. Несчастный случай. Но мы все станем жертвами, если Эго не заработает, как надо. Откуда нам знать, чем занят сейчас противник. Может, у них тоже есть Эго. Я совершил ошибку, Брум. Мне следовало быть более дальновидным. Что нам делать теперь?