Ловушки памяти

В комнате снова стало тихо и спокойно. Кроме нас, желающих погреться у камина не нашлось. Приглашённые на вечеринку гости предпочитали находиться поближе к обеденному столу или шли танцевать.

– А вам не надо показаться гостям? – забеспокоилась я. – Вы ведь – знаменитость, вроде свадебного генерала.

– Спасибо за сравнение. Оно очень точное, – усмехнулся Лавровский, по-прежнему не отпуская мою руку. – Нет, в зал мне не надо. Я уже своё отработал в самом начале, пока тебя не было. Сказал пару приветственных слов руководству нефтяной компании, пожал руку директору, сделал комплимент его жене, и на этом мою программу можно считать выполненной.

Николай усадил меня в кресло перед камином, в котором сидел сам до прихода компании во главе с политиком.

– И ещё, – добавил он, усаживаясь на мой стул, – ты мне обещала, что не будешь выкать. Вроде договорились, что переходим на «ты»?

Я тяжело вздохнула:

– Договорились. Только после моих признаний трудно было ожидать, что ты станешь нормально меня воспринимать. Честно говоря, я думала, что ты меня прогонишь, узнав, что я – мерзкая лгунья.

– Нас прервали на самом интересном месте, – невозмутимо проговорил Лавровский, – продолжим. Так что там с твоим голубым приятелем?

– В общем, у Антона, моего друга, есть любимый человек. И этот человек – главный редактор одного известного журнала. Глянцевого. Для мужчин определённого круга…

– Для педиков, – весело подытожил Лавровский.

– Ну, да. И у него есть задание от руководства, от вышестоящих начальников. Заполучить у тебя интервью.

– Ну? – удивился Лавровский. – А ты здесь при чём? Ты там тоже работаешь?

– Да, нет же! Я вообще нигде не работаю! Просто ты неоднократно отказывался давать им интервью.

– Чем мотивировал?

– Их ориентацией. Вот Антон и попросил меня как-то втереться тебе в доверие, разговорить тебя, а потом признаться, откуда я, и попросить разрешение опубликовать материал в их журнале. Только всё пошло не так. Не я к тебе подошла, а ты ко мне. И призналась я тебе во всём раньше, чем следовало. Поэтому, боюсь, Антон и его друг останутся ни с чем. Получается, я их подвела.

– Знаешь, а я, пожалуй, дам тебе развёрнутое интервью, – неожиданно легко согласился Лавровский, – только и ты мне окажешь услугу. Как у тебя с английским языком?

– Не жалуюсь, – удивлённо ответила я. Неужели он всерьёз надумал взять меня с собой в Лондон?

– А виза британская есть?

– Нет, закончилась. Я была в Лондоне прошлой весной.

– Надо сделать, – задумчиво сказал Николай. – Поедешь со мной?

– Меня мама не отпустит, – возразила я, – к тому же у меня учёба.

– А если мы поставим твою маму перед фактом? Что ты устроилась на работу в известный киноконцерн, завела там трудовую книжку, на которой копится стаж, и получаешь хорошую зарплату. Разве она станет возражать против деловых поездок? Это – издержки профессии, что тут поделаешь?

– Ты что, серьёзно хочешь взять меня к себе на работу?

– Серьёзно.

– Но ведь ты меня не знаешь. Может, я ненормальная?

– Достаточно того, что я понял, как ты относишься к дружбе. Тебя, Мила, наверняка удивило наше странное общение с Толей.

– Не без этого, – призналась я.

– Так вот. Толя – мой лучший друг. Нашей дружбе почти сорок лет. За это время многое произошло. Мы отворачивались друг от друга, разбегались в разные стороны, предавали друг друга. Иногда я накидывался на него с кулаками. Иногда – он на меня. И всё же каждый раз мы возвращались друг к другу и прощали один другого. Потому что ближе него у меня никого нет в этом мире, а у него нет никого, ближе меня. И пусть он не помог мне с фильмом, когда я так нуждался в его поддержке, пусть. Но я знаю, почему он так сделал. Он не хотел, чтобы я пошёл по лёгкому пути. Чтобы взял столько денег на фильм, сколько мне могли дать. То есть почти ничего. Недостаточно, чтобы осуществить все мои замыслы. Он вынудил меня обратиться на Запад, и я, негодуя, пошёл выпрашивать бюджет у америкосов. И, знаешь, получил. И неплохо заработал на этом фильме – деньги, славу, уважение, репутацию. А потом снял ещё один фильм, и тоже с успехом. А мой друг, который и посоветовал мне обратиться к американцам, остался в моих глазах сволочью и негодяем. И знаешь, что самое удивительное?

Лавровский загадочно улыбнулся. Я напряжённо молчала, ожидая продолжения.

– Для него неважно, что о нём думаю я. Потому что он понимает одну вещь: Николай Лавровский – великий режиссёр, а он – его друг.

– Получается, понятие «дружба» – очень сложное, – пробормотала я, поражённая признанием Лавровского, – всё очень запутанно.

– Да, Мила, в жизни вообще всё запутанно. Иногда и вовсе не поймёшь, кто тебе друг, а кто – враг. Привыкай.

– Значит, вы берёте меня на работу? – уточнила я после недолгой паузы.

– Беру. Только нужно завести тебе трудовую книжку. Я как раз искал толкового помощника, так что зарплату тебе будет выплачивать фирма, а не я из своего собственного кармана.

– А что, платили бы из своих денег, если бы потребовалось? – удивлённо переспросила я.

– Платил бы. Мне очень нужен рядом человек, похожий на тебя.

– А что во мне такого особенного?