– Ух, какая красотка! – живо отреагировал политик, плотоядно пожирая меня своими маленькими глазками. – А не очень молода для помощницы?
Он красноречиво подмигнул Лавровскому, намекая на то, что тот использует меня совсем по иному назначению.
Мне стало неуютно, и я постаралась выдернуть свою руку из пальцев Лавровского, но это было не так-то просто. Он вцепился в меня железной хваткой, не давая ни малейшего шанса на освобождение.
– Ей восемнадцать, – спокойно ответил он, – и нас связывают исключительно деловые отношения. Например, в Лондон я её беру с собой. Ты ведь знаешь, Толя, что я в апреле лечу в Великобританию?
Он с вызовом посмотрел на политика.
– Ну, слышал что-то, – ответил политик, и его глаза сузились. Стало очевидно, что эти двое неплохо знают друг друга и, возможно, даже конфликтуют, но не желают делать это в открытую, – напомни нам, зачем тебе туда приспичило?
Вся компания позади толстяка внимательно прислушивалась к разговору, который происходил между мужчинами.
– А мне, Толя, туда нужно, – медленно начал Лавровский, и его лицо побелело, – потому что ты, дорогой, оказался гнида и мразь.
– Эй! Полегче! – возмутился толстяк. – Я ведь тебя не оскорбляю. Наоборот, преклоняюсь перед твоим режиссёрским талантом, считаю тебя российским достоянием. А ты…
– А где ты был со своим преклонением перед моим талантом, когда я пороги обивал в поисках денег на фильм? Где? А нигде! Сказал, что я – посредственный режиссёришко, лишённый каких либо выдающихся способностей. А потом, когда фильму вручали главный приз, прилетел в Канны и светил там своей мордой. Давал интервью, рассказывал, как поддерживаешь отечественный кинематограф. И как болеешь за него!
– Ну что ты, Коля, – примиряюще проговорил политик, по лицу которого было видно, что все слова Лавровского – правда, – ты же понимаешь, что признание нужно заслужить. Почему с самого начала все должны приветствовать тебя с распростёртыми объятиями? Вот теперь ты доказал, что являешься лучшим. Дважды доказал. И что? Разве кому-то плохо от этого?
– А во второй раз? Ты помнишь, как ты меня швырнул, когда я обратился к тебе во второй раз? Как пообещал, что поможешь мне получить деньги, а сам только счёт в Швейцарии себе пробил? – Тёмные глаза Лавровского метали молнии.
В свите зашушукались.
– А вот это ещё доказать надо, – жёстко ответил толстяк, и сразу же стало понятно, какова его истинная сущность. Злой, жестокий, бескомпромиссный – настоящий политик.
– А что тут доказывать? Я здесь, в России, ни копейки не получил на кино, поэтому обращаюсь на Запад. Там более благосклонно относятся к моим затеям, слава Богу! Только приходится выполнять некоторые их условия. Кое-кого уговаривать, упрашивать поучаствовать в моей картине. Вот потому и летим мы с Милой в Лондон.
– А Мила-то твоя зачем нужна в Лондоне? Там что, своих симпатичных баб не хватает? Хочешь, дам пару телефонов, а то в Тулу со своим самоваром…
– Нет, спасибо. А для моей помощницы поручения найдутся, – с достоинством произнёс Лавровский.
– Ну, смотри, как знаешь, – примиряющим тоном ответил политик, – моё дело – предложить. И кстати, Коля, вот ты меня обвиняешь во всех грехах, а я всё равно считаю, что лучше тебя режиссёра нет. По крайней мере, в нашей стране. Но и денег таких, какие тебе нужны, здесь, в России, на кино не дают. И правильно ты обратился за помощью к американцам. У них – целая индустрия. Они понимают в этом лучше остальных. И знаешь, если они и ставят перед тобой условие привлечь к съёмкам того или иного артиста, то лишь для пользы дела. Не сопротивляйся. Эти западные киномагнаты никогда просто так ничего не просят. По крайней мере, у них настоящий нюх на бабки, и навязанная голливудская звезда может принести твоему фильму бешеную кассу.
– Спасибо, Толя, – спокойно поблагодарил Лавровский политика, которого минуту назад был готов придушить собственными руками. Лицо режиссёра приобрело самое спокойное и безмятежное выражение, и мне оставалось лишь гадать, куда испарился весь его праведный гнев.
– Дай обниму тебя, дорогой! – воскликнул политик и потянулся к моему спутнику.
Мужчины с неожиданной душевностью заключили друг друга в объятия, что привело меня в полное замешательство. Я никак не могла понять, что же у них за отношения такие – то ссорятся, орут друг на друга, обвиняют чёрт знает в чём, а после сразу мирятся, да так искренне… Странно. Я обвела глазами всех присутствующих и заметила, что никто, кроме меня, не удивлён таким странным поведением мужчин. Видно, привыкли к подобным сценам.
Лавровский и политик Толя долго пожимали друг другу руки, говорили хорошие слова и, наконец, распрощались. Толстяку стало скучно на этой вечеринке, и он увлёк свою свиту в какой-то ночной клуб, где, по его словам, водится множество красивых девушек. Лавровский же, несмотря на настойчивое приглашение политика, двигаться из особняка отказался, сославшись на плохое самочувствие.
На прощание политик скользнул по мне изучающим равнодушным взглядом и, не говоря ни слова, вышел из каминного зала. Свита последовала за ним.