Ловушки памяти

– Не знаю. Я что-то почувствовал в тебе, но не могу сказать, что именно.

Я опустила голову, не зная, что ответить. Было очевидно, что Николай начинает испытывать ко мне романтическое влечение. Если бы я была полностью уверена, что он – не мой единственный, то очень резко отказалась бы от общения с ним. Мужчина не вызывал во мне страсти или желания, но, возможно, сильная любовь и не вспыхивает так сразу, а завладевает сердцем постепенно. Однако пока я ничего не знаю наверняка и непременно должна во всём разобраться, и поэтому отказываться от предложения Лавровского нельзя.

– Что ты ко мне чувствуешь? – несмело уточнила я.

– Не пойму. Скажу лишь одно: не бойся меня. Я никогда не стану действовать вопреки твоему желанию.

– То есть приставать не будешь? – Я решила немного понизить градус нашего разговора.

– Нет. Пока ты сама этого не захочешь.

Эту фразу однажды мне уже адресовали. Навигатор! Это он признался, что любит меня, но никогда не пойдёт против моей воли. Похоже, мне очень везёт с поклонниками! Я горько усмехнулась. В голове роилось множество сомнений, предположений и домыслов. Я пристально всматривалась в лицо Николая, гадая – ОН это или не ОН? Прислушивалась к его голосу, сопоставляя его с тем, что слышала в записи, но ничего точно сказать было нельзя.

– В понедельник тебе нужно начать готовить документы для визы, – Лавровский перешёл на деловой тон, – необходимо перевести некоторые из них на английский язык. У меня есть толковый парнишка, он тебе в этом поможет.

– Хорошо, – кивнула я.

– Он тебя будет сопровождать в визовый центр. Подскажет, что и как делать.

– Вообще-то, я уже получала визу, и в этом нет ничего сложного. Сама разберусь.

– Сама? Вряд ли, – усмехнулся Лавровский, – потому что молодая очень.

– Ну, хорошо, – я решила лишний раз не конфликтовать, – помогут – мне же легче.

– Вот именно.

Мы по-прежнему сидели в каминном зале. Шум голосов постепенно затихал, вскоре исчезли звуки музыки, и я тихо сказала:

– По-моему, нам тоже пора. Только ты обещал интервью и пока обещание своё не сдержал.

– А давай, Мила, сделаем проще. Не будем утруждать тебя ненужной работой. Ты просто скажи своим орлам голубокрылым, что я согласен на разговор и отвечу на любые интересующие их вопросы в любое время дня и ночи. Идёт?

Он весело подмигнул мне. С моей души как будто камень свалился.

– Конечно, идёт! Спасибо тебе большое, Николай! Сама я вряд ли смогу задать хоть один стоящий вопрос, для этого есть профессионалы. Вот пусть они и отдуваются.

– Да, ты абсолютна права, котёнок. Беседа со мной – сущее наказание. Путь кто-то другой, а не ты, мучается!

Я покраснела, осознав свою вопиющую бестактность.

– Прости, Коля, я не хотела…

– Ничего, – миролюбиво ответил режиссёр. – Ну, что, подвезти тебя до дома?

– Нет, спасибо. Я на машине.

– Ну давай хотя бы провожу до неё.

Мы вышли из комнаты с камином, в которой просидели несколько часов, и двинулись к выходу. Гостей уже почти не осталось. Официанты торопливо уносили подносы с едой на кухню. Музыканты потихоньку стали упаковывать в футляры свои инструменты, устало переговариваясь между собой.

Вечеринка закончилась.

Николай взял меня за руку и повёл к дверям. На улице уже была ночь. Откуда-то издалека доносился рёв автомобилей, редкие сигналы клаксонов, но здесь, в тихом переулке недалеко от Кремля, надёжно поселилась тишина. Мы шли по узкому тротуару, запорошенному нежданным снегом, и молчали. Каждый из нас думал о своём.

Мы отыскали мою машину и остановились возле неё, чтобы попрощаться. Я пристально посмотрела в глаза Николая и едва слышно прошептала:

– До свидания. Надеюсь, скоро всё станет понятно. Ты или не ты? Не знаю.

Мне показалось, что эти слова могли бы помочь ему вспомнить хотя бы что-нибудь, хоть самую малость. Если, конечно, он и есть мой единственный.

Но Лавровский лишь с изумлением уставился на меня, озадаченный странной фразой, сорвавшейся с моих губ. Я сразу же пожалела, что не смогла удержать язык за зубами, и поспешно уселась за руль «Мазды». Нет, наверное, я ошибаюсь. Жестоко ошибаюсь…