Ложь

Однажды, когда жена Петровича была на работе, решил он фотографии по местам разложить и сделать отдельные альбомы по темам. А то валяется все, как попало.

Полез он в шкаф, задел случайно что-то неуклюжим движением, и вывалилась на него папка с документами его болезни. Снимки, описания, справки… Они ведь с женой не сразу на операцию согласились: в столицу ездили консультироваться, копии справок и снимков в больнице запрашивали…

Сначала хотел было он все запрятать обратно, чтобы не вспоминать про самое тяжелое и больное время. Но вдруг взгляд его упал на бумагу с солидной печатью, такой же бумагой, что у него хранилась в отдельной папке. Взял он в руки этот документ и начал читать. А там все про его опухоль написано, причем так написано, что не нужно врачом быть и латынь изучать, чтобы все стало ясно, как белый день.

Вроде мужик крепкий, а перенести известие не смог: давление подскочило, скорую сам себе вызвал и в ту же больницу попал с сильнейшим сердечным приступом.

Что только врачи ни делали, как семья его ни уговаривала, что и с таким диагнозом живут многие люди долгие годы, но только повторял Иван Петрович, что никому и ничему он не верит, и как только из больницы выйдет, так руки на себя тут же наложит.

Руки он на себя не наложил, но и жить нормально не смог. Сам не жил и жене не давал покоя. Сидел дома, работать даже не помышлял, начал пить, хотя сердце у него больное было, и плакал навзрыд, когда думал, что никто его не слышит и не видит. Плакал горько и безутешно: прощался с жизнью.

Жена его, Алена, по ночам не спала: от каждого звука вздрагивала. Боялась, что пока она спит, муж с собой покончит. Такое у него состояние было, что она бы этому не удивилась.

Так прошел месяц. Ну, и не выдержала жена Петровича. Пришла в больницу на прием к главному. Поговорить.

Алена умела убеждать: она учителем была. Правда, она не литературу, а физику преподавала. Но тем не менее… Дети ее за глаза Аленушкой звали, любили.

Голова на плечах отличная у нее, причем как внешний облик этой самой головы, так и внутренний: и умна, и красива. Да язык подвешен, будь здоров! Бойкая, предприимчивая, энергичная. Но и такая не выдержала: на грани срыва была.

Жена Петровича слыла красавицей далеко за пределами нашего поселка. Вот недавно сорок пять встретила, а мужики на улице продолжали оборачиваться: и фигура осталась, что надо, и походка, как у фотомодели. Ну, лицо немного пострадало, конечно. Но все равно «основы — постоянны»: кто красивым родился, тот уродом вряд ли станет. Это — про нее сказано как раз. И глазища у Алены, большие и умные, при ней остались, куда им деться-то! Только вот от беды такой озорство ушло куда-то и свет погас в глазах.

Да волосы свои черные густые она срезала почти сразу после случившегося. Видно, протест это был неосознанный против своеволия судьбы: она длинными волосами всю жизнь гордилась, прически разные делала. А как муж заболел, срезала свою красоту. И теперь ее голова все равно хорошенькой осталась, но уже не такой, как раньше. Стрижка обычная, короткая, как у многих.

Кое-кто считал, что не пара ей Петрович по внешним данным. Удивлялись, почему она, красавица, себе под стать никого найти не смогла. А она никого не искала. Нашла в Петровиче все, что ей нужно было. Может, это и есть счастье, когда ничего лучшего искать не хочется, потому что все в одном родном человеке сосредоточено, красив он или нет, богат или беден? Так ведь и правда, пара из них хорошая получилась: жили они красиво, душа в душу, пока беда не пришла.

Постучала Алена в кабинет к главному, вошла и с ходу начала:

— Вы, — говорит, — Анатолий Михайлович, сделайте что-нибудь, пожалуйста! Спасите мужа и меня, ведь так невозможно больше! Я скоро в психушку попаду. Ну не может он жить с таким диагнозом! Каждый день к смерти готовится. Кто-то может, а он — нет!

Плакала она и просила о помощи, хотя сама не понимала, о чем просит. Ну, что тут можно сделать?!

Главврач проработал в этой больнице двадцать с лишним лет. Чего только не повидал! Лицо его было покрыто мелкими морщинками, и сам он был сухоньким невысоким мужичком, близоруким, в очках, не умеющим сидеть на одном месте больше минуты. Он начал нервничать, забегал по кабинету и стал выговаривать Алене:

— Мы и так для вашей семьи сделали многое: справка была с другим диагнозом. Что же вы ее не спрятали, как следует?! Это — ваша вина! Только ваша и ничья больше. Так что, хоть мне вас и жаль очень, но я ничем вам помочь не смогу, голубушка.

Тогда жена Ивана Петровича вспомнила про ногу, выброшенную на помойку.

— Я, может, и виновата, что документ не спрятала, как следует. Но мы все не без греха. Ваш-то грех побольше моего будет: я за бумагой не уследила, а вы не уследили за ногой!

Ну, главврач, конечно, распсиховался не на шутку. Кому нравится, когда ему правду в лицо! Да еще с намеком на угрозу. Он орать начал:

— Моим грехом и так уже прокуратура занимается, так что вы мне тут…. не угрожайте!