Ложь от первого лица

— Ничего он со мной не сделал, — сказала я, когда он убрал палец. — Ты не понимаешь, что он ничего со мной не сделал? Ничего в меня не вселилось! Понимаешь?! Ты не можешь этого знать. Ничего не вселилось, потому нечему вселяться, потому что это — ничто! Это как вакуум. В том-то и дело, что ничего там нет.

Как я уже сказала, я понятия не имела, что я хочу сказать, но я знаю, что на словах «ничего там нет» я начала истерически хохотать, а несколько минут спустя мы приземлились.

Часть вторая Как прелестна Элишева

Глава 1

Муж сказал, что ему понадобится передышка в Чикаго перед долгой дорогой за рулем. Я предположила, что Чикаго — это часть туристической уловки, призванной успокоить жену перед тем, как запереться с ней в машине на четыре часа. Впрочем, я могла и ошибаться, и у моего честного парня не было никакого хитроумного плана — он просто хотел отдалить встречу с чудаковатой родней, в которую я его втянула.

Так или иначе, на Чикаго нам обоим грех было жаловаться. Женщина, сошедшая с трапа самолета загадочно смеясь, мужу понравилась, а Одед, как я уже говорила, нравился мне всегда. Учитывая, что нам предстоит, он предложил заказать номер в самом лучшем из доступных нам отелей: «Всего одну ночь можем себе позволить?», — и мы позволили.

Не прошло и пяти минут после того, как за коридорным закрылась дверь номера, а я уже набросилась на мини-бар, потом — на лучшего из мужчин. Я не была ни деликатной, ни нежной. Мне не терпелось утонуть, и от нетерпения я пресекла обычные ласки в самом начале, так что Одед восстал, чтобы меня урезонить, и еще раз урезонил, и еще — именно так, как мне и хотелось. Я взывала к большой волне, которая поглотит всё, чему нет имени, и мой муж пришел и все имена унес.

Только под вечер мы решили, что раз уж мы в Чикаго, стоит пойти взглянуть на город. Но и гуляя по городу, мы были поглощены и опьянены только собой и тем, что у нас перед глазами, и не произнесли ни одного имени, кроме своих имен.

Одед выпил совсем немного, но был так восхищен мной, что его не смутил даже скандальчик, который я закатила в парке Миллениум. Велосипедист, съехавший на пешеходную дорожку, катил под уклон и чуть на нас не налетел. Я схватилась за руль обеими руками и высказала прямо в лицо, в буквальном смысле, этому типу с немытыми дредами всё, что я думаю о нем и о таких как он. Мне было наплевать на взгляды прохожих. Я высказала всё, что хотела, и муж не пытался меня остановить. Мой «черный пояс» молча стоял рядом со мной, а когда я, наконец, выпустила руль, и мы пошли дальше, он притянул меня к себе и сказал:

— А ты опасна…

Когда стемнело, мы вернулись в номер и продолжили неистово упиваться друг другом, словно готовились к большому голоду.

Знали ли мы, что будем изгнаны из рая? Что-то неизвестное, что-то нечистое вторгалось в нашу жизнь, и мы инстинктивно пытались сжечь его в знакомой нам иррациональной страсти.

Наше обоюдное пламя угасло к утру, когда Одед посадил меня в арендованную машину у входа в отель, точнее сказать, это я погасила его охватившим меня жестоким холодом, с которым не могла совладать.

Я отодвинула сиденье, устраиваясь поудобнее перед дальней дорогой, засунула сумку пол ноги и спросила будничным тоном:

— Ты читал «Сто двадцать дней Содома»?

— Что?! — спросил он, складывая дорожную карту.

— Маркиз де Сад. — Одед резко повернулся ко мне. Тон, которым я произнесла это имя, вмиг напомнил ему о нашем первом свидании — или не о первом, а о третьем — когда я впервые рассказала ему об изнасиловании.

— С какой стати я буду такое читать?

— Не знаю. Откуда мне знать?

Муж снова развернул карту, и снова ее сложил.

— Я не увлекаюсь порнографией, — сухо сказал он. — Ты меня знаешь. Мой максимум «Плейбой», да и тот давно, в армии.

— Есть люди, образованные люди, которые утверждают, что он предсказал двадцатый век лучше Кафки.

— В каком смысле?

— Взаимоотношения, основанные на силе, всё строится только на силе. Всеобщее подавление, полное отсутствие морали и надежды. Некоторые профессора видят в нем великого предсказателя Гулага и концлагерей.

— Охота тебе говорить об этом с утра?! О Гулаге и нацистах?

Я не ответила: не хочет знать — не будем говорить. Это нормально. Никто на самом деле не хочет знать, это такая система, не лишенная логики. Она не зря существует.

— Как я понимаю, ты это читала, — сказал он, когда мы уже проезжали один из бедных районов в южной части города.

— Читала что? — ехидно спросила я.

— Великое пророчество Гулага и концлагерей.

— Маркиза де Сада? Может быть, и читала что-то. Когда-то. Давно.

Книгу «Сто двадцать дней Содома», большие отрывки из нее, я прочитала в университетской библиотеке. Книга была в резервном списке факультета психологии и на руки не выдавалась. Я сидела в библиотеке среди благонамеренных студентов-психологов и под изнурительным неоновым светом заставляла себя читать том, который, судя по штампам, снимался с полки очень редко.