Ложь от первого лица

Так и не выбрав курс лечения из «Желтых страниц», я повела себя спортивно, дав делу шанс на успех, и позвонила подруге — детскому психологу. Рассказала ей о наших друзьях, которые «в середине жизни переживают кризис супружества». Для пущей самозащиты я отметила, что за мужчиной — я нарочно не сказала «женщиной» — «тянется с юности какая-то травма».

— Как думаешь, они предпочтут психолога мужчину или женщину? — спросила она.

— А какая разница?

Подруга назвала имя женщины-психолога «очень профессиональной и очень человечной». Уточнив у секретарши Одеда его расписание, я назначила встречу для нас обоих.

В день, на который была назначена встреча с нашей спасительницей, ноги снова понесли меня вокруг стен Старого города. Проходя мимо Церкви Всех Наций, я не стала переходить через дорогу, чтобы вблизи полюбоваться колоннадой в византийском стиле. Ее спроектировал Антонио Барлуцци. Великий зодчий. «Великий» и «зодчий» — это почти рифма. Зато «Барлуцци» хорошо сочетается с «Монтичелло», хоть это и не рифма совсем. Монтичелло напоминает Одеду лимончелло и рифмуется только с виолончелью. Откуда у городка в Иллинойсе взялось итальянское название? Еще одно притворство, еще одна подделка — если не заведомая ложь.

Дойдя до Сионских ворот, я повернула внутрь, чтобы сократить путь домой, и на улице Муристан наткнулась на дамскую парикмахерскую: она не выглядела новой, и я наверняка не раз проходила мимо, не обращая на нее внимания. До встречи с психологом надо было как-то убить время, я вошла, и в аромате розовых духов среди блестящих плакатов размалеванных певиц, танцовщиц и актрис — постриглась так коротко, что волосы встали дыбом.

Когда я только познакомилась с Одедом, моя голова была почти обрита; ни одной прядки, за которую можно было бы ухватиться — по-моему, Одед находил это сексуальным. Но с годами стало казаться, что каждый отросший сантиметр моих волос он считает своим личным достижением, и он с удовольствием погружал пальцы в обилие его достижений.

Свекровь неоднократно отмечала, что «к моему лицу подходит всё, но прическа из длинных волос все-таки более женственна», и я охотно пошла им навстречу, позволив волосам отрасти до плеч.

Я была единственной клиенткой, и маленькая парикмахерша — яркая, как птичка, в брючном костюме из голубого полиэстера — попыталась со мной договориться: «Может, летом, сделаем покороче? А сейчас пострижем так, вот до сих пор?»

Она показала, подняв мне волосы над ушами, и ее глаза, черные и тяжелые от накладных ресниц, отразились в зеркале с подозрением, будто в моей просьбе таилась ловушка.

Алиса унесла бы отсюда полный кувшин историй. Я могла подбросить ее голову в эту парикмахерскую, вместо мясной лавки. Но поздно об этом думать. Рыжая коса уже виднелась в куче мясных отходов, а «после первой смерти не бывать второй».

В конце концов я согласилась на компромисс. Душистая жара вызвала легкое головокружение, массаж головы уменьшил непрерывный зуд, но у меня все равно не было терпения на повторную стрижку. Отвергнув попытку яркой птички побрызгать на меня лаком, я поблагодарила и расплатилась. Видно было, как ее обрадовал мой уход, я же вышла оттуда с волосами чуть длиннее, чем были у меня на маминых похоронах.

Когда я подобрала Одеда у прокуратуры, было холодно, пять градусов в машине, поэтому мою новую-старую прическу он увидел лишь в клинике психолога, когда я сняла шапку. Увидел и ничего не сказал, ведь любая реакция в этой ситуации выставила бы нас обоих в странном свете на фоне обстановки, не располагающей ни к какому отклонению от нормы.

Клиника в районе Абу-Тор являла собой идеал правильных пропорций. Потолок в меру высокий, чуть ниже, чем у нас дома. Подходящий деревянный стол — то ли офисный, то ли домашний. Один вазон, тщательно ухоженный, что говорит в пользу его владельца. Два оригинальных натюрморта, не содержащих ничего, что могло бы отвлечь или напомнить. Мягкий шерстяной ковер желтовато-коричневых и кремовых оттенков.

Легко ли мы нашли адрес? Не холодно ли нам? Если холодно, можно включить еще один обогреватель.

В другие времена эта женщина могла бы мне нравиться. Даже сейчас, сидя рядом с Одедом, я это понимала. Пристойные женские джинсы, белая льняная блузка, в самую меру помятая, неокрашенные седеющие волосы и приятная округлость зрелого лица, сохранившего упругость. Глаза тоже — отметила я про себя — не глупые.

Она могла бы быть старшей сестрой моего мужа. Могла бы быть его старшей женой — одного взгляда было достаточно, чтобы по праву рождения отнести ее к «тем, что вверху». Довольно красивая дочь профессора из Рехавии, а может, из Бейт-а-Керема. Академические успехи, достигнутые постоянным трудом, и никогда — непомерным усилием. В ходе профессиональной подготовки она выложила тысячи, чтобы жаловаться на своих родителей, которые, по общему мнению, были хорошими родителями. Интересно, кто оплачивал ее психоанализ, отец или муж?