Читаем Ложь романтизма и правда романа полностью

Оппозиция питается от двух пустышек – духовной нищеты с той и другой стороны. Образы Оме и Бурнизьена символизируют две непримиримые и при этом солидарные части мелкобуржуазной Франции. Флоберовские парочки могут «мыслить» только в своем гротескном единстве – подобно двоим пьяницам, сохраняющим равновесие лишь благодаря тому, что оба вот-вот упадут. Оме и Бурнизьен обогащают друг друга и в итоге засыпают бок о бок, не допив своих чашек, возле бездыханного тела Эммы Бовари. Чем более зрелым становился флоберовский гений, тем жестче он заставлял сталкиваться оппонентов: тождество противоположностей утверждалось со все большей силой. Подобная эволюция приводит к Бувару и Пекюше, которые постоянно спорят и при этом дополняют друг друга не менее органично, чем две безделушки на каминной полке у буржуа.

В этом последнем романе современная мысль теряет все остатки достоинства и силы, утрачивая постоянство и устойчивость. Ритм медиации ускоряется. Идеи и системы, теории и принципы сходятся в парных схватках – и притом всегда от противного. Оппозиции пожираются симметрией и играют отныне только декоративную роль. Так апофеоз мелкобуржуазного индивидуализма завершается нелепейшей буффонадой Тождественного и Взаимозаменяемого.

Глава VII

Аскеза героя

Будучи явным, любое желание может возбудить либо распалить желание соперника. Поэтому, чтобы подобраться к объекту, его нужно утаивать. Именно такое утаивание Стендаль называет лицемерием. Лицемер вытесняет из своего желания все видимое, то есть любой порыв в сторону объекта. Однако желание динамично: оно практически совпадает с вызываемым им порывом. Торжествуя в мире Черного, лицемерие впитывает в себя все то, что было в желании реального. «Диалектика раба и господина» может основываться лишь на таком утаивании желания и ради желания. И речь здесь идет не об обычном лицемерии в плане фактов или же мнений, которое доступно кому угодно и не позволяет поэтому выявлять отличия между людьми.

Поскольку в медиации оба партнера копируют одно и то же желание, оно не может подтолкнуть к чему-либо одного, не подтолкнув к тому же самому и другого. Утаивание должно быть совершенным, ибо проницательность медиатора абсолютна. Лицемеру необходимо подавлять все свои побуждения, поскольку те уже известны его божеству. Образец-ученик предвидит малейшее движение своего ученика-образца. Подобно библейскому богу, медиатор «проникает сердце и испытывает внутренности» (Иер 17:10). Лицемерие, к которому обращаются ради желания, требует не меньшего напряжения воли, чем религиозная аскеза. В обоих случаях речь идет о борьбе с одними и теми же силами.

Карьера Жюльена в мире Черного столь же трудна, как и путь военного в мире Красного, но усилия здесь прилагаются в ином направлении. В мире, где любое желание неизменно пропускается через Другого, по-настоящему эффективное действие направлено на Меня, оно целиком внутреннее. Поэтому романист не может удовольствоваться лишь описанием поступков и пересказом реплик своих персонажей. Нужно залезть им в голову, ибо поступки, как и слова, нас обманывают.

Верьерские, да и все прочие дураки воображают, что своим молниеносным взлетом скромный семинарист обязан только удаче и макиавеллиевскому расчету. Однако читатель, проникая вслед за Стендалем в мысли Жюльена, от подобного упрощения вынужден отказаться. Жюльен Сорель добивается успеха благодаря удивительной силе духа, которую он культивирует в себе со страстью мистика. Эта мистика направлена к служению «Я» подобно тому, как настоящая мистика – к служению Богу.

Аскезу ради желания Жюльен Сорель начинает практиковать еще в детстве. Однажды он в наказание себе на целый месяц[70] привязывает руку к груди за то, что выболтал свое настоящее мнение о личности Наполеона. Критики, хотя и отметили аскетический смысл привязывания руки, усмотрели в нем только «черту характера». Что этот детский поступок заключает в себе весь мир Черного, они так и не поняли. Привязанная рука – это расплата за чистосердечный порыв, который есть проявление слабости. Другая крайность в романе – своим героическим безразличием к Матильде он искупает второй чистосердечный порыв: Жюльен выдал Матильде желание, которое к ней испытывает. Ошибка все та же, и наказание за него он себе положил не меньшее. Всякое нарушение кодекса лицемерия компенсируется еще большей аскетической скрытностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение