Ложный король

– Роланд уже большой мальчик, – с искренним сожалением отметил граф, – и он не хуже нас с тобой понимает, в каком положении мы оказались и что причина тому – он один. Думаю, поэтому он и прячется в своих покоях – ему страшно принять решение уйти.

– Слышать не хочу!

– Ты хотела пойти к нему? Тогда иди. Уговори его покинуть наши земли. Мы дадим ему столько денег, что он сможет жить, как принц, до конца своих дней, только пусть уйдёт. Это будет правильное решение. К сожалению, это всё, что мы можем для него сделать. Даже если мы примкнём к новому королю, даже если король возьмёт его под свою защиту, для чтящих Осе и тавромахию Роланд всё равно останется позорным пятном, и он не сможет жить в этом мире. Иди к нему. Уговори его. Хотя бы раз в жизни он должен повести себя как мужчина.

Глава 17 Смирение, Послушание, Воздержание, Служение!

Недостроенная кирха у моста королевы Сегюр была на порядок больше какого-либо другого храма Единого Бога, который можно было повстречать на землях Ангенора. По скромным подсчётам зодчего, под её сводчатыми потолками, которые удерживались колоннами на высоте более трёх десятков метров над полом без учёта высоты шестидесятиметровой колокольни, могло уместиться около шести тысяч человек – в десятки раз больше, чем мог принять в себя любой другой храм, если не считать таковым площадь Агерат.

Альфред и раньше бывал в новенькой кирхе, но сегодня рабочие впервые сняли с внутреннего убранства защитные полотна и разобрали строительные лестницы, из-за чего помещение преобразилось до неузнаваемости, будто из чулана с нагромождением различного хлама оно вдруг превратилось в переливающийся, как морское дно, дворец самоцветов.

С любопытством жителя глубинки послушник заглядывал внутрь святилища сквозь щель в приоткрытой двери и наблюдал за прелатом, который готовился к первой в Паденброге проповеди, и рабочими, убирающими неотёсанные доски. Освобождённое от строительных приспособлений и лесов, внутреннее помещение дарило ощущение невыразимого достоинства и производило даже на уже привыкшего к масштабам Туренсворда Альфреда поистине грандиозное впечатление. Просторное, облицованное серыми мраморными плитами помещение делили на центральный проход и нефы ярусные колонны из травертинового камня из каменоломен близ Перевёртышей, которые ветвились узорчатыми нервюрами в самом верху и держали чёрный потолок, тихо мерцающий вкраплениями слюды, как звёздное небо.

По замыслу короля Осе, как с месяц назад Альфред услышал на кухне, полы должны были выложить кантамбрийскими изразцами, но после падения дома Монтонари новый король распорядился заменить мозаику на каменные плиты из того же травертинового камня и не разрешил леди Улиссе разделить им пол на зоны, что подразумевало выложить более дорогой породой центральный проход, по которому к алтарной части проходили бы господа из высшей прослойки общества, в то время как боковые проходы и нефы были бы выложены камнями подешевле, потому что, по её разумению, предназначались для прихожан из сословий пониже.

Вдоль алтаря на ступенчатой площадке уже стояли отмытые от пепла и сажи, но всё ещё покрытые тканью привезённые кирасирами мироточащие статуи святых из Монастыря-на-Руне, у ног которых рабочие устанавливали широкие серебряные чаши для подношений и золотые алавастры. У каждой из статуй располагались и семисвечники, украшенные по диаметру альмандинами и алмазами, а возле них стояли аккуратные дискосы для подаяний в виде монет.

Свечных люстр, привычного атрибута для кирх, предусмотрено не было – роль освещения выполняло солнце, яркий свет которого должен был проходить внутрь сквозь стены, выложенные от фундамента до самого искрящегося потолка полосами разноцветного витражного стекла, разделённого узкими контрфорсами. Как раз накануне рабочие сняли внешние леса, и теперь, пусть и приглушённый внезапно затянувшими небо тучами, солнечный свет струился внутрь кирхи сквозь разноцветные стёкла, рождая внутри удивительные разномастные переливы.