Ложный король

Бен поднёс ему мешок.

– Нет, не надо, – повертел головой Инто. – Лучше так.

Бен оглянулся на короля и увидел отмашку.

– Нам обязательно за этим наблюдать? – пожаловалась Иммеле.

Король и сам задавался этим вопросом.

Палач тем временем надел петлю на цыплячью шею паренька. Инто закрыл глаза, лёгкие сами собой начали накачиваться воздухом, как несколько минут назад, и тот с шумом проходил через расширенные ноздри. Во рту пересохло.

– Он обмочится! – крикнул кто-то внизу. – Да-вай! Да-вай!

Раздался мерзкий смех. «А вот и не получишь!» – подумал Инто и, следуя какому-то тёмному, но уже знакомому наитию, плюнул в сторону жаждущего увидеть его позор мальчишки. Плевок получился менее зрелищным, чем тот, на который рассчитывал Инто, но ему уже было всё равно.

На эшафот поднялся глашатай, который в своё время сообщил жителям Паденброга об отмене тавромахии, и зачитал приговор. Инто не слушал, а пытался снова разглядеть в толпе мать, но не видел её. Глашатай замолчал. Колокол кирхи пробил ровно полдень. Бен положил руки на тугой рычаг, который раскрывал и захлопывал люк под ногами приговорённого к казни.

Колокол стих, и палач дёрнул рычаг.

Люк открылся, мгновенно поглотив своим квадратным ртом табурет, и захлопнулся. Верёвка натянулась, и Инто завис над деревянными перекрытиями на высоте пяти дюймов.

Как говорило в своё время Дитя, узлы для висельников бывают двух типов: одни для медленной казни, когда тело зависает над поверхностью и сдавливает горло страдальца под тяжестью его собственного веса; и узлы для смерти быстрой и менее мучительной, потому как узел мгновенно ломал человеку шею с характерным резким щелчком.

Сейчас щелчка никто не услышал. Инто, весь обвязанный цепями, бултыхался в воздухе, инстинктивно пытаясь дотянуться ногами до пола. В глазах лопнули сосуды, рот раскрылся, вывалился язык. Кто-то в толпе упал без сознания, кто-то заохал, закричал, заплакал. Иммеле, как ужаленная, вскочила с кресла и вцепилась пальцами в перила.

– Господи, ты же обещал, что будет быстро! – закричала она. Бледный Теабран сидел на месте, наблюдая, как в муках погибает тот, кого он сам к этому приговорил. – Мне плохо. Воды! – всё, что она успела прошептать прежде, чем повалилась назад и, поддерживаемая мужем, села обратно в кресло.

– Соли! – махнул король подоспевшему камергеру. – Нюхательной соли быс…

Он не закончил.

Только стоявший совсем близко к виселице палач услышал этот треск. Треск, с которым рвутся тряпки. Секунда, и бьющееся в конвульсиях тело вдруг с грохотом обрушилось на помост. Недовольная толпа заклокотала.

– Где проклятая соль?! – завопило его величество, буквально вырвав принесённый Корвеном флакончик из его рук, и сунуло жене под нос, откупорив крышечку.

– Повесьте снова! – раздался в толпе одиночный крик, разбивший общий гул, как копьё.

– Убивец! Душегуб! – подхватили остальные.

– По-ве-сить! По-ве-сить! По-ве-сить детоубивца!

– Право Иинмарин!

– Чего?

– Право Иинмарин, придурок!

– Да! Право!

– Вздёрнуть ещё раз отцеубивца! По-ве-сить!

– Пра-во! Пра-во!

– По-ве-сить!

– Пра-во!

– По-ве-сить!

В самой толчее началась давка, быстро переросшая в драку

– Ослабьте! Ослабьте петлю, нелюди!

Будто опомнившись, Бен бросился к задыхающемуся мальчишке и быстро ослабил узел на его шее. С глухим протяжным воем воздух ворвался в обожжённые нехваткой кислорода лёгкие. Инто закашлялся, инстинктивно перевернулся на живот, и его сразу же вырвало остатками хлеба и молока.

– По-ве-сить! По-ве-сить!

Толпа неистовствовала, бушевала. Иммеле открыла глаза.

– Всё, всё, мне лучше. – Она села. Теабран почувствовал облегчение и посмотрел в толпу.

– Право Иинмарин! – кто-то продолжал настойчиво требовать помилования, напоминая бешеной толпе о том случае ещё во времена короля Скольда Молодого, когда отказавшаяся стать любовницей короля эллари по имени Иинмарин была приговорена им к обезглавливанию, но во время казни топор палача трижды ломался, стоило ему занести его над головой девушки, и углядевший в этом знак придворный шут уговорил оскорблённого отказом ворожеи короля помиловать её, чтобы не накликать на себя беду.

– Ве-шай! Ве-шай! – требующих смерти было ощутимо больше.

– И что теперь делать? – развёл руками король, не знавший ответа на свой же вопрос.

И тут внезапно его встревоженный взгляд выхватил из толпы доброе лицо отца Ноэ, обращённое в сторону королевской ложи, и вспомнился вечерний разговор, и вдруг в тот же миг – странно, необычно, но без какой-либо тени сомнений, – ему всё стало совершенно ясно.

Бен увидел, как король подозвал к себе камергера и что-то ему прошептал. Корвен изумился, поклонился и, позабыв про обычную степенность и стать, побежал во всю силу своих старческих ног вниз по ступеням королевской ложи в сторону эшафота, вопя: «Дорогу! Дорогу мне! Расступись!», и тянул к Бену руку, будто тот его мог не заметить. С помощью очень вовремя подоспевшего Ингемара Корвен быстро пробился сквозь толпу к самому подножию виселицы и взбежал по ступеням, как молодой.