Ложный король

И поди ж ты, как назло, ничего нельзя было «покумекать», чтобы это самое право неубиваемой эллари снова вступило в силу, как ему вчера предлагали на кухне слуги, протягивая мешочек с собранными по миру серебряными крефами в качестве взятки. Прелат лично похлопотал, чтобы ведьма была сожжена на глазах тысяч свидетелей, а не во дворе Туренсворда за темницей. Даже привезти её должны будут на кострище без традиционного мешка на голове, чтобы никто в тюрьме не изловчился подменить чаровку на какую-нибудь бездомную, заплутавшую впотьмах под мостом, как это раньше бывало. Нет, хитрый святоша сам распорядился, чтобы с ведьмы не спускали глаз и довезли от замка к месту казни, так, чтобы видели все, что она – это она, а не кто-то другой, пресекая тем самым и распространение всевозможных слухов о чудесном спасении в будущем.

Однако рвение Буккапекки очистить город от опасных, по его мнению, а, следовательно, и по мнению всей церкви, еретиков не разделяли очень многие.

Неспокойно было в Паденброге в последние дни. С каждым днём, что приближал час сожжения, внутри стен города королей нарастали волнения. Ночью накануне казни кто-то разорил сложенные дрова для костра и разбил о брусчатку водружённую на конец столба, к которому на следующий день привяжут осуждённую, звезду Единого Бога. Ясное дело, постарались почитатели богов Норинат, но виновников акта вандализма найти так и не удалось, а костёр восстановили явно быстрее, чем они на это рассчитывали.

Защищали Гезу и некоторые сторонники Единого Бога.

Например, отец Ноэ вместе с Альфредом пару раз пытался уговорить настаивавшего на казни прелата от неё отказаться, но, потерпев неудачу, отправился к королеве и советнику.

Хотя королева Иммеле и сэр Виллем также не особенно жаловали старые религиозные культы, в силу того, что ритуалы в честь старых богов они считали диковатыми для просвещённого века, но всё же сошлись со священником и его служкой во мнении, что сжигать на костре – не менее безумная вещь, чем резать в честь Хакона коней, и поддержали их во время визита к Теабрану. Однако и с их поддержкой Ноэ и Альфред битву за Гезу проиграли. Король оказался в своём решении непреклонен, как и прелат.

– Тогда сжигай её без нашего участия! – прикрикнула на мужа королева, демонстративно сев за туалетный столик и взяв советника за руку, тем самым показывая, что спускаться к карете и следовать на площадь Теабран будет без них.

Король стиснул челюсти.

– Как пожелаешь, – с ноткой обиды ответил он и, развернувшись на каблуках, в сопровождении свиты удалился.

Теабран вообще с самого утра пребывал в несколько неуместно, с её точки зрения, приподнятом настроении, и неприятная сцена, хоть и обидела её, отнюдь не омрачила его общий позитивный настрой. Ушлые придворные даже успели пустить по замку слух, что Теабран вот-вот заполучит прозвище Инквизитор, искренне полагая, что его величество пребывало в хорошем расположении духа исключительно из-за желания быстрее превратить эллари в кучку серого пепла. И они были правы. Но только отчасти. Ограниченность масштабов их мышления и весьма скудный, несмотря на жизнь в роскоши, а порой и благодаря ей, жизненный и эмоциональный опыт не позволяли им и предположить, что Теабрану может не терпеться поскорее начать казнь по причине совсем иного рода.

После несостоявшегося повешения мальчика-конюха, куда король вёл себя, как быка ведут на заклание, после того как верёвка внезапно порвалась, а люди начали требовать исключения смерти по «праву Иинмарин», Теабран испытал невероятное по своей мощи и доселе подзабытое чувство настоящего облегчения.

Он был по-настоящему доволен, что жуткая казнь, которую он же сам и инициировал, поставленный в тупик глупым поступком мальчишки и законами Ангенора, не состоялась, и на радостях залпом осушил бутыль сидра, едва вернувшись в замок. Но ещё больше он был рад тому, что благодаря этому происшествию он стал в глазах многих горожан, а также жены, даже героем.

Честно говоря, роль милующего короля ему понравилась гораздо больше навязываемой ему роли короля карающего. И именно по этой причине сегодня с самого рассвета он в ожидании нужного часа постоянно поглядывал на подаренную Витторией-Ларой клепсидру, сгорая от нетерпения как можно скорее приехать к костру, чтобы снова по просьбе людей (а она точно будет, и ещё какая, судя по диким воплям, доносящимся со стороны Агерат) проявить милосердие и отпустить наглую ведьму.

Да, она его пугала, как пугает всё непонятное, и была весьма неприятна ему сама по себе, как и назойливый прелат, настаивающий на убийстве, но всё же король в Ангеноре был всего один и у него имелось право миловать кого и когда он захочет, если на то было юридическое обоснование, о котором он тоже позаботится, если эллари… Но об этом потом. Жена и сэр Виллем пусть пока думают, что он плохой и жаждет крови. Жаль, конечно, что они не увидят акта его доброты, но они о нём обязательно узнают, в этом Теабран тоже нисколько не сомневался.