Ложный король

– Нет, не придушите. Скорее сами очень скоро задохнётесь.

– За что?

– И вы ещё спрашиваете? Это, знаете ли, наглость. Вторглись в мой дом, разлучили меня с мужем, сделали из меня прислугу. Надо дальше перечислять? Вы очень глупый человек, Гастер. Или наивный, что одно и то же. Вы так тщательно следили за мной и моими служанками, проверили все пробирки с пряностями в кухне, чтобы мы вас не отравили, подавая завтрак. Если вам интересно, Пурпуром был пропитан сахар, который ваш заместитель сделал привилегией стражи, и с которым вы все пили чай три раза в день каждый день. Что же? За жадность надо платить. И вы заплатили.

– Я же к тебе хорошо относился. Не бил. Не обижал! Разве нет?

– Да, тогда вы почти успели отогнать от меня этого насильника. А сказать, сколько раз после этого он бывал у меня в спальне, когда вы не видели? Когда он умирал, плакал от боли, как маленькая девочка. Но вы же будете более мужественным, ведь правда? Но я этого не увижу. А жаль.

– Как?

– Бросьте, Гастер, ну подумайте мозгами. Я тут в дорожном плаще, а вам помирать ещё несколько суток. Ну, дошло?

– Власта… соврала…

– Короче. Вот вам миска, тут каша, рядом стоит ещё одна, это вам на ужин, рядом кувшин, в нём вода. Не размахивайте руками – перевернёте, а наполнять вам его снова будет кто? Дикий кот? Хлеб по другую от вас руку. Свежий. Этого вам хватит не знаю, насколько. На сутки-двое. Потом вы потеряете возможность есть от боли.

– Противоядие. Дай противоядие! Прошу.

– Какое ещё противоядие, Гастер? Не будьте дураком. Это же не Инсомнис, который можно нейтрализовать большим количеством вина или дурманными травами, или отравление какой-нибудь белладонной, которую можно абсорбировать в желудке углём. Мой Пурпур убивал вас целых пять лет, заставляя ваши органы постепенно отмирать, и теперь вы хотите вот так вот выпить какую– нибудь микстурку, чтобы снова скакать молодым здоровым зайцем? Такого не бывает. Ваши органы уже почти мертвы, и их ничего не оживит. Ох, уже вечереет, я совсем с вами тут засиделась, а кони ждут. Вы же не будете против, если я возьму вашего скакуна?

– Не уходи.

– Я уже ушла, – голос доносился со стороны двери. – А вам счастливо оставаться. Подсказка: если откусить себе язык, вы очень быстро потеряете сознание от потери крови и умрёте гораздо быстрее, чем через несколько суток. Гастер, – голос Меланты вернул себе мягкость и кротость, – хочу, чтобы вы знали: здесь нет ничего личного. Будь на вашем месте кто-то другой, я отравила бы и его. Просто вы все встали между мной и моим супругом и недооценили моё гирифорское терпение, и это была ваша роковая ошибка. Что же? Теперь прощайте.

С этим словами она закрыла за собой двери, переступила через тело стражника, который раньше охранял вход в её бывшие покои, а теперь был обречён медленно разлагаться в узком тёмном коридоре Ровенны, и прошла к выходу. На улице в окружении водружённых на повозки вещей её ждали верные Мейра, Иолли и Симза.

– И что теперь, власта? – поинтересовалась Мейра, поправляя на скакуне хозяйки упряжку.

– Теперь на юг, мои дорогие, – сказала она, поднявшись в седло и горделиво выпрямив спину. – Мой драгоценный муж меня совсем заждался. Не нужно продлевать его муки. Да поможет нам Чарна.

И они уехали, даже не обернувшись.

Глава 39 Рене

– О, проснулося! Вот теперяча пусть подохнет с голоду! – устроила истерику Нелле, когда пришло время нести обед их высочеству, о чём возвестил звук одного из колокольчиков над дверью кухни, с помощью которых хозяева Туренсворда вызывали к себе слуг.

Звук, который сразу испортил всем настроение.

Её рана была огромной и шла от самого уха через всю щёку, почти до уголка рта. Гараю пришлось зашивать её края с помощью иглы, чтобы остановить кровотечение, и закрыть порез кашицей из заживляющих трав и настойки с Эвдона. Корка за ночь уже подсохла и потрескалась, местами даже отвалилась, и в проплешинах был виден рубец, который, несмотря на алхимические приблуды, обещал оставить хорошо заметный шрам.

– Не пойду тудыть, не пойду! Никогда не пойду! Пусть хоть режуть меня! Не буду!

Слуги переглянулись, будто собираясь тянуть жребий – никто не хотел заменить собой пострадавшую и добровольно принести еду Дитя, а потом, как-то одновременно и не сговариваясь, все посмотрели на Данку.

– Душенька, спасай, – вытаращила на неё глаза кухарка, вытирая руки о передник. – Оно ж ежели не поест, разнесёт Туренсворд по кирпичикам. А ты ж спокойная, добрая. Оно ж, может, и не завыкаблучивается.

Данка, которая в этот момент как раз собиралась окунуть кусочек хлеба в похлёбку, замерла.

– Я?

– А кто?

Данка посмотрела на Нелле, которая снова шмыгала носом, на уродливый рубец. Есть сразу расхотелось.

– Ладно.

– Вот! – подбоченился Бен, будто сам только что собирался взять поднос их высочества, но храбрая Данка его опередила. – Смелость города берёт. Вот!