Счастье – сто процентов. Осмысленность – сто процентов. Цивилизованность… ладно. Сегодня Денис будет вести себя как дикарь.
Неприлично счастливый, болтливый, прожорливый, жадный до ласки дикарь.
Мишель дождалась, пока в гимнастическом зале никого не останется, привязала скакалку к турнику и другой конец стянула петлей. Луч, самообучающийся искусственный интеллект, отреагировал не вовремя, как с Лизой, и не с опозданием, как в случае Роджера. Он отреагировал с упреждением, поэтому за секунду до того, как Мишель оттолкнула ногой гимнастический куб, в зал ворвались Йоко, Софи, Илья, Саша-Второй и Лиза.
Никаких вопросов, никаких упреков, Саша взял дочь на руки и унес в лесную рекреационку и там носил по тропинкам между соснами, в густом запахе травы и хвои, под шум далекой реки, четыре часа без остановки. Софи шла рядом и держала дочь за руку. Стемнело, звякали лягушки в топком болотце у берега, но Мишель не расслабилась, не зарыдала и не попросила прощения. Она замкнулась и ушла в себя, будто сонная, и Лизе очень не понравилось такое развитие событий.
В два часа ночи Мишель открыла глаза и разлепила губы, чтобы передать Лучу: она хочет говорить с Лизой. Лиза явилась тут же – среди ночи, в комнату Мишель, где не было ничего детского: нарочито аскетическая обстановка, письменный стол, личный терминал, гимнастический тренажер. Все стены в почетных знаках, значках, символах, сертификатах, и старый рисунок в углу: высокая лестница, маленькая Мишель на верхней ступеньке, ниже Адам, еще ниже – друзья и приятели, а лиц тех, кто совсем внизу, невозможно разглядеть.
– Лиза, помоги мне.
– Ты не понимаешь, зачем тебе жить. Это можно исправить.
Глаза Мишель, раньше мутноватые, немного прояснились:
– С тобой было то же самое. Ты не будешь меня ругать.
– Не буду. Но мне было пятнадцать лет, а тебе еще нет двенадцати. Ты рановато дебютировала, Мишель.
– У меня самое раннее развитие на корабле. Я прохожу университетскую программу по химии и биологии.
– Но ты не понимаешь, зачем тебе университетская программа.
– Это не жизнь, – отрывисто сказала Мишель. – Еще год назад я боролась за каждый наградной значок, за каждый пункт рейтинга даже по плаванью, даже по бриджу, даже по языку маори… Не было ни минуты свободной. Я уставала, но не грустила.
– И что изменилось?
– Зачем ты спрашиваешь, издеваешься?! Ты прекрасно знаешь, что изменилось… Все это потеряло значение. Рейтинги, лесенки… ну доберусь я до самого верха. Ну, все мне похлопают, как сто раз уже хлопали. И что?! Сезар, мой брат, не читает, не учится, целыми днями играет с малолетками. Он плавает как молоток, не играет в бридж, занимается по программе на год младше, чем положено по возрасту… Когда я просила его, зачем он живет, знаешь, как он на меня посмотрел?!
– Как на дурочку.
– Как на идиотку! Лиза, в чем я не права?! Я всегда радовала моих родителей… Чем больше они гордились, тем сильнее мне хотелось быть лучшей.
Лиза прижала руку к груди – непроизвольным движением, будто хотела поймать в горсть скакнувшее сердце.
– Что с тобой? – Мишель испугалась.
– Ничего… Ошибка передается через поколения. Ты не должна радовать родителей, Мишель. Ты здесь не за этим.
Притворяясь спящим, чуть разлепив глаза, он наблюдал, как Элли подкалывает волосы у зеркала, собирая их в высокую прическу. Ее лицо, теперь открытое, матовое и бледное, сделалось строже и взрослее.
– Я вижу, что ты не спишь, – сказала она, не оборачиваясь. – Жаль, что здесь нет парикмахерской. Я созрела для ультракороткой стрижки.
– У тебя такие классные волосы. Зачем стричься?!
– Вот ты и вторгся в мои границы, – сказала она то ли шутя, то ли всерьез. – Стричься или нет, решаю я, и только я, не пытайся навязать мне свое видение.
Она заколола последнюю шпильку. Повертела головой, оценивая сделанное.
– Хорошо, – сказал он, удивленный и пристыженный. – Не буду больше пытаться. «Свобода – универсалия культуры субъектного ряда, фиксирующая возможность деятельности и поведения при отсутствии внешнего целеполагания».
– Вот-вот, – она покосилась на него через зеркало. – Твои советы и эмоциональные оценки – попытка внешнего целеполагания, ограничивающего мою свободу… Вставай, лодырь. Сегодня я хочу спокойно позавтракать – без спешки, не обжигаясь кофе. Догонишь меня в буфете!
И она вышла, оставив после себя шлейф терпкого травяного запаха.
– Доброе утро, участники эксперимента. Сегодня вы осуществите воздействие в двадцать третий раз. Ознакомьтесь со статистикой, прежде чем принимать решение.
Осветился большой экран: население – 512. Счастье – 49 %. Цивилизованность – 80 %. Осмысленность – 45 %.
– Квелые какие-то наши пупсы, – сказал Славик и осторожно коснулся макушки, где в черных волосах белел пластырь, прихваченный повязкой-сеточкой. – Но мы же их прокачаем, да?
– Да, – Денис сел прямо, расправил плечи, весело поглядел на Элли. – Луч, мы готовы…
– Мы готовы к воздействию, – громко сказала Элли и растянула губы в нервной, напряженной усмешке.
Денис не понял:
– Погоди… я же хожу!