– Пускай себе думают, что хотят, но мы – то с вами знаем, что это не так. Не я вас купил, а вы меня. Будь вы хоть трижды графиней, мне было бы глубоко безразлично, если бы вы не обладали теми качествами, которые я ценю больше всего на свете.
– И всё – таки нет. Давайте подождём.
Между тем его состояние ухудшалось с каждым днём. Он старался скрывать это от матери, делать бодрый вид, почаще шутить и улыбаться, но, возвращаясь в свою комнату, падал на кровать без сил. Однажды Стеша, глядя на его измученное лицо, сказала.
– Адам Викентьевич, вам очень тяжело ходить. Может быть, купим для вас коляску?
– Коляску? И как вы себе представляете меня в коляске? А главное, что скажет моя мама? Она же сразу догадается, что со мной не всё в порядке.
– А вы уверены в том, что она до сих пор ни о чём не догадывается?
– Надеюсь.
– Я думаю, это не так. Материнское сердце не обманешь.
– Нет, знай она о моей болезни, она вела бы себя совсем по – другому.
– Возможно, вы правы. А если мы скажем, что вы подвернули ногу и не можете ходить? Конечно, лгать не хорошо, но ведь мы делаем это постоянно, скрывая истинное положение дел. Зато мы могли бы гулять все вместе. Родька катал бы вашу маму, а я вас.
– Молодая жена с мужем инвалидом, хорошенькая была бы картина… – проворчал Адам Викентьевич.
– Кому какое до этого дело? Завтра же заказываю для вас коляску и не вздумайте мне возражать.
Глава 13
Их особняк стоял на склоне небольшого холма, на краю элитного посёлка, а участок, огороженный высоким забором, сразу же за ним переходил в лес. Со второго этажа были видны лишь крыши соседних домов. Встречаться с соседями приходилось довольно редко, их общение ограничивалось в основном краткими приветствиями. Каждый был занят своими делами.
Стеша большую часть времени проводила с Адамом Викентьевичем, за беседами или читая вслух. Родька скучал в этом огромном доме, подавлявшем непривычной для него роскошью. Единственным, что его спасало от тоски, были картины. Он подолгу их рассматривал, затем шел в свой любимый уголок, эркер на втором этаже, и, глядя на раскинувшееся внизу озеро и окружавший его лес, играл на флейте.
Раньше прогулки на свежем воздухе с Сарой Вульфовной входили в обязанность горничной Кати. В последнее время этим занимался Адам Викентьвич, и сам катал её коляску по дорожкам их небольшого парка, радуя матушку общением. В связи с ухудшением его состояния, которое они продолжали тщательно скрывать, Стеша, заметившая Родькину привязанность к старушке, предложила, под видом занятости сына, перепоручить это дело ему.
Довольный Родька сразу же расширил маршрут прогулок за пределы участка. Если позволяла погода, они с Сарой Вульфовной непременно отправлялись к озеру. Он катил коляску, а Нерон важно шагал рядом. Родька ставил коляску поближе к воде, проверял удобно ли его подопечная сидит и тепло ли укутана, чем доставлял ей огромное удовольствие. Такого внимания она не получала очень давно. Сын был постоянно занят работой, родственников и подруг уже не осталось, и большую часть времени она проводила в одиночестве. Родька же, впитавший от матери больше любви и нежности, чем обычные дети, был готов щедро делиться ими с каждым, кто удостаивал его своим вниманием. Устроив старушку, Родька играл на свирели, сделанной им самим ещё в имении. Ему очень нравились окарины и флейты, подаренные Игорем Станиславовичем, но у озера он предпочитал играть именно на ней. По – видимому, близость природы будила в нём какие – то дорогие его сердцу воспоминания.
Нерон ложился у ног Сары Вульфовны и подрёмывал, время от времени просыпаясь, чтобы клацнуть зубами на докучливых мух. Кроме него во дворе жили ещё три очень серьёзных черных добермана, Пинч, Мирон и Гурам. Они служили только для охраны и в дом не допускались, но с Нероном дружили. Днём они сидели на цепи, бегая по проволоке, натянутой по периметру забора, а если в доме находились гости, Петрович закрывал их в вольерах. На ночь их отпускали и они разгуливали по двору, беззлобно облаивая белок, свободно перемещавшихся из леса на их участок и обратно.
Родька, умевший найти общий язык с любыми животными, познакомился с доберманами буквально в первые же дни, как только они со Стешей переселились в дом Адама Викентьевича. Его пытались предупредить, что собаки очень злые и приближаться к ним не следует, но он в ответ только улыбался. Подойдя на расстояние, равное растянутой цепи, он разговаривал с ними на каком – то нечеловечьем, как уверял наблюдавший за ним садовник, языке. Собаки сначала настораживались, рычали, а потом сдавались, виляли обрубками хвостов, и через короткое время прданно лизали ему руки.
Услышав, что Адам Викеентьевич повредил ногу, Сара Вульфовна очень расстроилась, и безоговорочно поддержала Стешину идею приобрести вторую коляску. Когда её привезли, она долго, с весьма серьёзным и даже комичным видом объясняла сыну, как ею пользоваться. Стеша стояла рядом и улыбалась.
– Ты всё понял, Адамчик? – спросила Сара Вульфовна, закончив инструктаж.