– Их поддерживали сторонники пруссаков в Ватикане. Вместо британской новобрачной, оказывающей влияние на шведский двор, должна была быть кукушка из Берлина. Отлично разыграно, Вильгельм. Достойно рождественской елки.
– Ручаюсь, вся группа еще в складке и ничего не знает о внешнем мире; они ждут, когда помещение закроют и опечатают, тогда они смогут выбраться. У них, очевидно, есть припасы на несколько дней.
– Думаете, моя внучка еще жива?
Гамильтон поджал губы.
– На реке стоит прусская яхта. Ожидает подходящего времени года. Думаю, они надеются на премию, если отвезут принцессу для допроса.
– Таков план! – выкрикнул Паркс. – Прошу вас…
– Дайте ему какое-нибудь обезболивающее, – распорядилась королева-мать. Потом снова повернулась к Гамильтону: – Равновесие будет сохранено. Надо отдать кузену Вильгельму должное – он действовал в разум ных пределах. Никакого дипломатического инцидента не будет. Пруссаки спишут Сандельса и всех остальных как преступников. Мы, конечно, потребуем сотрудничества. Члены Черного Орла традиционно знают лишь то, что им необходимо для проведения операции, и скорее умрут, чем выдадут полученные приказы или иную стратегическую информацию. Но сведения от Паркса и других дадут нам возможность влиять на пруссаков в следующие несколько месяцев. На какое-то время Ватикан повернется к нам лицом. – Она взяла его за руку, и Гамильтон почувствовал, как на его кольце появляется несколько строк, вероятно, выражающих похвалу королевы-матери и лестных для него. Прочтет позже. – Майор, мы откроем складку. Вы войдете в нее. Спасите Елизавету. Убейте их всех.
Ему дали в помощь четверых офицеров. Встретились в комнате для трофеев и договорились, как войдут и какая роль будет у каждого в схватке. Парксу и его техникам нашли замену из числа присутствующих. Те, что внутри складки, рассказал Паркс, оставили крошечный воздушный канал для связи, но сообщения по нему можно передавать только в крайнем случае. Никаких сообщений не присылали. Те, что внутри, не знали, что происходит за пределами их убежища.
Гамильтон испытывал к предателю только отвращение, но знал, что такие люди под давлением обычно говорят правду, особенно если хорошо знают, что им светит.
Поддельную Лиз начали разбирать. Чтобы выяснить ее подлинное имя, потребуется немало времени. В ее голове нашлось множество интересных личностей. Сама она была не менее дорогим изделием, чем складка пространства. Придворные врачи, осматривавшие ее, пришли в ужас от того, что с ней сделали и кем она стала.
Это удивило Гамильтона. Двойники могут выдавать себя за кого угодно. Но цена этой возможности – нарушение равновесия в их душе. Что такое государство, как не множество личностей, которые знают, кто они и как хотят жить? Не знать этого, как не знала фальшивая Лиз, означает и самому растеряться, и стать опасным для других. Это не просто предательство. Живая метафора смешения. Как будто она незаметно проникла в самый центр равновесия, обвив своими нитями марионетки артерии, снабжающие сердца и умы.
Все собрались в пустой столовой, одетые в парадные мундиры. Обеденную посуду еще не убрали. Ничего не было сделано. Прием полностью провалился. Представители великих держав исчезли в своих посольствах и на яхтах. Мать Валентина обещала выяснить подробности: кто, кому и за что платил в ее собственной группе. Для них объявят посмертное отлучение от церкви, предатели будут гореть в аду.
Гамильтон подумал о Лиз и достал из воздуха свой пистолет.
Один из саперов установил на полу устройство, включил таймер, козырнул и исчез.
– Я из «зеленых комбинезонов», – сказал кто-то из его людей. Остальные тоже назвали свои подразделения.
Гамильтон почувствовал страх и волнение. Таймер щелкнул ноль; перед ними открылась дыра в мире, и они вбежали в нее.
У «порога» внутри никого не было. Пол и изогнутый потолок из универсального пограничного материала. Этот материал отражает свет в виде радуг и всегда придает таким туннелям вид калейдоскопа. Словно вход в пещеру святого Николая. Или, конечно, водоворот, который видят в миг смерти, лестница в мир иной. Гамильтон почувствовал знакомый вкус во рту – удар чистого адреналина, не тревога и нетерпение перед отложенной битвой, но ощущение, какое охватывает в другой вселенной, когда ты слишком далеко от дома и отрезан от своего бога.
Здесь было тяготение. Пруссаки потратили кучу денег.
Группа двинулась вперед. Они осторожно ступили на край Вселенной. Из-за угла короткого туннеля доносились неясные звуки.
Четверо посмотрели на Гамильтона. Тот сделал два небольших шага вперед, радуясь мягкости своей форменной обуви. Он слышал голос Елизаветы. Но невозможно было разобрать слова и определить направление. Она была рассержена и чем-то занята. В ее голосе не звучал вызов перед близкими пытками. Она с кем-то спорила. На мгновение губы Гамильтона скривились в улыбке. Им там здорово досталось.