Лучшая фантастика XXI века

Это подсказало ему, что там пока еще не подняли тревогу. Почти невозможно установить сенсоры у края складки. Должно быть, здешние парни стояли несколько часов в карауле, не получили от своих сообщников снаружи никаких тревожных сигналов и расслабились. И теперь ждали возможности высунуть голову наружу. Гамильтон легко поручился бы, что кто-то из них должен был стоять на страже, но Лиз и его втянула в разговор. Он представлял себе ее лицо сразу за углом: один глаз смотрит в сторону выхода; возможно, пара пуговиц расстегнута – словно от жары и волнения. В волосах у нее спрятан нож, но ей ничем не поможет, зацепи она только одного.

Он оценил расстояние. Подсчитал другие голоса. Всего три… четыре; более низкий голос, человек говорит по-немецки, а не на пиджине, как остальные. Должно быть, это он. Сандельс. Он как будто не участвует в разговоре. Он рассержен, возможно, только что проснулся и гадает, что там!..

Гамильтон перестал думать о Лиз. Посмотрел на остальных, и все поняли, что нужно идти, и идти немедленно, поднять тревогу и использовать элемент неожиданности.

Он кивнул.

Они разом выскочили из-за угла, готовые стрелять по цели.

Они ожидали сигнала тревоги. Услышали его, увидели, что цели удивлены, их тела реагируют, тянутся к оружию, которое спрятано в ящиках среди корзин и запасов консервов…

Гамильтон знал, что увидит Лиз, поэтому не стал на нее отвлекаться, посмотрел мимо…

Он нырнул и закричал: приведенный в действие сигналом тревоги автомат дал очередь и попал в того, кто бежал рядом. Тот, из «зеленых комбинезонов», упал, обливаясь кровью. Брызги по всей пещере.

Гамильтон покачнулся, но не упал и попробовал найти цель. Впереди справа и слева падали люди, летели по два выстрела в каждого, но он бежит слишком медленно, спотыкаясь, он уязвим…

Один выстрелил в потолок и упал, сраженный двумя пулями…

Упали все пруссаки, кроме одного…

Гамильтон отыскал цель.

Сандельс. И прямо перед ним Елизавета. Полностью закрывает его. А он приставил пистолет к ее шее. И не смотрит на троих мертвых товарищей.

Трое пришедших с Гамильтоном двинулись вперед, медленно, показывая руки, направив пистолеты вниз.

Они снова смотрели на Гамильтона.

Он не опустил оружие. Он видел мишень. И целился прямо в Сандельса. И в принцессу.

Наступила тишина.

Лиз поймала его взгляд. Она действительно расстегнула пуговицу. И была спокойна.

– Что ж, – начала она, – это было…

Сандельс что-то сказал, и она замолчала.

Тишина.

Сандельс рассмеялся, его смех звучал спокойно, нейтрально. С квадратного лица смотрели проникновенные глаза, углы рта искривились в улыбке. Он не был чужд иронии – Гамильтон часто видел это у людей их профессии.

Это не было то ощущение нелепости происходящего, которое часто описывают солдаты. Гамильтон понимал, что смотрит на своего двойника. Этот человек, профессионал, делал то, что часто приходилось делать самому Гамильтону. Знакомое состояние отсутствия выбора, которое выделяет военных, отчуждает их от других людей. Этот человек зачаровал Гамильтона.

– Не знаю, почему я это делаю, – сказал Сандельс, кивком показывая на Елизавету. – Расслабьтесь.

Гамильтон кивнул. Каждый из них знает, что известно его противнику.

– Возможно, вам нужно время.

– Она слишком красива, чтобы выйти за шведа.

Гамильтон чувствовал, что Лиз не смотрит на него.

– Она выходит не просто так, – мягко сказал он. – И называйте ее королевским высочеством, как диктует ее титул.

– Я никого не хотел оскорбить.

– Никто не оскорблен. Но вы в присутствии ее высочества, а не в казарме.

– Лучше бы мы были там.

– Думаю, мы все с этим согласимся.

– Я не опущу оружие.

Гамильтон не стал оказывать своим товарищам скверную услугу, посмотрев на них.

– Это не казнь.

Сандельс казался довольным.

– Закройте впоследствии этот туннель. Это все, что мы просим за проход.

– Не в Берлин, полагаю.

– Нет, – ответил Сандельс, – совсем в другую сторону.

Гамильтон кивнул.

– Что ж.

Сандельс шагнул в сторону от Елизаветы.

Гамильтон опустил оружие, остальные подняли. Нельзя целиться прямо в Сандельса. Он держит оружие у пояса. Он поднимет его, и им придется разрезать его надвое, когда он шелохнется.

А Елизавета не шевелилась. Она откинула волосы, как будто хотела что-то сказать ему, но не могла подобрать слова.

Гамильтон неожиданно понял, как все это невероятно, и начал что-то говорить.

Но Лиз приложила руку к щеке Сандельса.

Гамильтон увидел, как сверкнуло серебро у нее между пальцами.

Сандельс упал, забился, хрипло закричал, а потом точно и намеренно, как приказывала ему нервная система, откусил себе язык. Потом яд ее ножа позволил ему умереть.

Принцесса посмотрела на Гамильтона.

– Я выхожу не просто так, – сказала она.

После того как саперы осмотрели туннель, они закрыли его, как просил Сандельс.

Гамильтон позволил им это. Он считал свои обязанности выполненными. И не получил никаких сообщений о противном.

Он опрометчиво попытался отыскать мать Валентину. Но та исчезла вместе со всей делегацией из Ватикана, не осталось даже кровавых пятен там, где она прошла в тот вечер.