Бриджит медленно опустилась на краешек кровати. Согнулась. Обхватила лицо руками. На мгновение стала похожа на свою дочь: плечи подняты в попытке защититься. Она казалась очень хрупкой и в то же время очень тяжелой. Бриджит не считала себя красавицей. Хавьер понял это по скоплению кремов в ванной. Ей никогда не понять уверенности, которую фН мог обрести в крепости ее плоти, или очаровании удивительных улыбок, или сотне способов чихания, свойственных человеческому виду. Она лишь знает, что фН питают слабость к людям.
Словно ощутив его взгляд, Бриджит посмотрела на Хавьера сквозь пальцы.
– Зачем ты завел ребенка, Хавьер?
Он испытал подобное смятение, когда Младший спросил о смысле существования всех фН. У него не было ответа. Иногда он гадал, не являлось ли желание итерировать пережитком того, что изначально клада была запрограммирована на экологическую инженерию. Быть может, он, подобно Джонни Яблочному Семечку, сажал своих детей тут и там. Ведь они потребляли много углерода.
Но никто не задавал такой вопрос людям. Процесс их размножения был грязным и органическим, а значит, особенным, и все относились к нему как к божественному праву, невзирая на последствия для планеты, психики и тела. Технологии против нежелательной беременности появились много десятилетий назад, однако Хавьер все равно видел детей каждый день, все равно слушал бесконечные рассказы о случайностях, и циклах, и ночных семейных исповедях во время праздничных визитов. Он подумал про Абигейл, одинокую и беззащитную под своим деревом. Бриджит не имела права интересоваться, почему он размножается. Хавьер кивнул на пустой стакан.
– А ты зачем? Ты была пьяна?
Эту ночь Хавьер провел на футоне в гостевой спальне. Он лежал в окружении обломков прежней жизни Бриджит: старых рекламных футболок, которые она отказывалась выкинуть; заумных договоров аренды и результатов экзаменов, которые она аккуратно рассортировала по экранированным коробкам. Все это ничем не отличалось от залежей мусора, которые он видел в других домах. Похоже, люди цеплялись за вещи. Предметы имели для них особое значение. Хавьеру повезло: ведь он тоже был вещью.
Он взялся за книги, когда в комнату заглянул Младший и неуклюже зашаркал к отцу. Сегодня мальчик съел полкоробки фН-продуктов. Новые дюймы мешали ему ходить; он не знал, куда ставить выросшие ноги.
– Пап, у меня проблема. – Младший плюхнулся на футон, обхватил ноги руками. – У тебя тоже?
– Проблема?
Младший кивнул в сторону спальни.
– Ах, это. Не беспокойся. Людям это свойственно. Они срываются.
– Она нас выгонит? – Младший пристально смотрел на отца. – Знаю, это я виноват. Прости, я не хотел все испортить…
– Замолчи.
Мальчик замолчал. Он казался таким маленьким, таким съежившимся. С трудом верилось, что совсем недавно он был еще меньше. Голову закрывали пышные черные кудри, словно рост волос на время приобрел первостепенное значение.
Хавьер мягко убрал волосы со лба сына, чтобы видеть его глаза.
– Ты не виноват.
Младший не поверил.
– Правда?..
– Правда. Ты не можешь контролировать их поведение. У них есть системы, которых нет у нас, – гормоны, и железы, и нервы, и бог знает что еще, – и эти системы управляют людьми. Ты не несешь за них ответственности.
– Но если бы я не захотел увидеть…
– Бриджит так отреагировала, потому что она из плоти и крови, – сказал Хавьер. – Она ничего не может с этим поделать. Я решил показать тебе видео, потому что счел это правильным. Когда вырастешь, будешь сам принимать подобные решения за свои итерации. А пока распорядитель шоу – я. Понял?
Младший кивнул.
– Понял.
– Хорошо. – Хавьер встал, потянулся, выбрал книгу для чтения. Толстую и старую, со статуей на обложке. Устроился на футоне рядом с Младшим. – Ты сказал, у тебя проблема?
Младший кивнул.
– Я не нравлюсь Абигейл. В том смысле, в котором мне хочется. Она отказалась держаться за руки, когда мы строили крепость в ее комнате.
Хавьер улыбнулся.
– Это нормально. Ты не понравишься ей, пока не подрастешь. Они любят в мальчиках именно это. Подожди денек-другой. – Он пощекотал сына. – Мы еще сделаем из тебя скверного мальчишку!
– Пап…
Хавьер продолжал щекотать.
– О, да. Сделай задумчивое лицо. Изобрази тревогу. Им это нравится.
Младший изогнулся и скрестил руки на груди. Распластался на футоне воплощением раздраженной обиды.
– Ты не хочешь мне помочь…
– Нет, серьезно, постарайся выглядеть задирой. Задирой, который питает слабость к девчонкам.
Наконец сын рассмеялся. Тогда Хавьер сказал, что пора познакомиться с устройством бумажных книг, положил руку на плечи сына и читал вслух, пока мальчик не утомился и не начал клевать носом. А когда свет погас, и дом погрузился в тишину, и они лежали, завернувшись в старое лоскутное одеяло, сын произнес:
– Папа, сегодня я вырос на три дюйма.
Хавьер улыбнулся в темноте. Отвел кудри с лица мальчика.
– Я заметил.
– Мои братья росли так же быстро?
И Хавьер ответил, как и всегда:
– Нет, ты растешь быстрее всех.
Он не солгал. Всякий раз они будто росли немного быстрее.
На следующее утро Бриджит позвонила с работы.