Лучшая фантастика XXI века

– Прости, что не попрощалась перед уходом.

– Все в порядке.

– Просто… Это для меня в новинку, понимаешь? Я встречала других фН, но никогда – возраста Младшего. Я никогда не видела их на такой стадии, и…

Он слышал людские голоса на заднем плане. Рассеянно задумался, чем Бриджит зарабатывает на жизнь. Наверное, чем-то скучным, и ей не хочется вспоминать о работе, пока она с ним. Это нарушает человеческие реакции.

– …ты пытаешься научить его всему, и я это понимаю, но тебе никогда не хотелось немного сбавить темп?

– И отдалить взрослые радости?

– Кстати, раз уж ты об этом вспомнил. – Она перешла на заговорщический шепот. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– А чего тебе хочется?

Она хихикнула. Он тоже рассмеялся. Он не понимал, как Бриджит удается быть такой застенчивой и нервной. Несмотря на все свои слабости, люди были очень сильными; они испытывали боль и терпели ее, а также обладали чувствами, о которых Хавьер мог только догадываться. Их лица краснели, глаза сияли, а сердца иногда пропускали удар. По крайней мере, так говорили. Интересно, что испытываешь, когда у тебя есть органы? Постоянно помнишь о них? Замечаешь медленный износ и разрушение нейронов? Ярко вспыхиваешь и мерцаешь перед смертью, словно старая лампа накаливания?

– Приготовь ванну к моему приезду, – сказала Бриджит.

* * *

Бриджит нравилась обильная пена. А еще нравилось, когда ее не беспокоили.

– Я разрешила Абигейл переночевать у подруги. – Она откинулась на Хавьера. – Жаль, у Младшего нет друзей, к которым он мог бы пойти в гости.

Хавьер поднял брови.

– Ты собираешься шуметь?

Она усмехнулась. Звук эхом завибрировал в его теле.

– Полагаю, это зависит от тебя.

– В таком случае, надеюсь, у тебя много таблеток от горла, – сказал он. – Потому что завтра оно будет болеть.

– Я думала, ты не можешь причинить мне вред.

Она схватила Хавьера за предплечья и завернулась в его руки, словно в рукава большого свитера.

– Не могу. Напрямую. Но я не несу ответственности за отсроченные побочные эффекты.

– Хм-м. Значит, порки не будет?

– Увы, нет. А что? Ты плохо себя вела?

Бриджит затихла. Медленно обернулась. Она зажгла свечи, и они озаряли ее силуэт, оставляя лицо в непроницаемой тени.

– В прошлом, – сказала она. – Иногда мне кажется, что я плохой человек, Хавьер.

– Почему?

– Ну… Я эгоистка. И знаю это. Но ничего не могу с собой поделать.

– Эгоистка в каком смысле?

– Ну… – Два ее пальца прошлись по его груди. – Я ненавижу делиться.

Он посмотрел вниз.

– Похоже, чем поделиться найдется…

Свечи зашипели и погасли, когда она брызнула ему в лицо пеной.

Позже ночью она уткнулась лицом ему в грудь и сказала:

– Ты ведь останешься ненадолго?

– Почему нет? Ты меня балуешь.

Она перекатилась и отвернулась.

– Ты часто этим занимаешься, да? Спишь с людьми?

Он ненавидел такие разговоры. Но как бы ни старался их избежать, рано или поздно они всегда случались. Словно люди были запрограммированы на этот вопрос.

– У меня были отношения с людьми.

– И сколько у тебя было таких, как я?

– Ты такая одна.

– Чушь. – Она снова легла на спину. – Скажи. Я хочу знать. Сколько?

Он тоже перекатился на спину. Потолок терялся в тенях. В этой темной пустоте высоко над головой гуляло странное, гулкое эхо. Он понял, что ненавидит этот огромный дом. Огромный, пустой и бессмысленный. Ему хотелось чего-то маленького. Он хотел обратно в древесный домик.

– Я не считал.

– Конечно, считал. Ведь ты компьютер. Хочешь сказать, что не регистрируешь людей, с которыми спишь? Не каталогизируешь нас? Не сортируешь по росту, весу и доходу?

Хавьер нахмурился.

– Нет.

Бриджит вздохнула.

– А что случилось с остальными? Кто кого бросил – ты их или они тебя?

– Обоюдно.

– Почему? Зачем им тебя бросать?

Он хлопнул себя по животу. В тишине звук казался глухим.

– Я начинаю толстеть. И они больше не хотят меня.

Бриджит фыркнула.

– Не желаешь говорить? Ладно. Но хотя бы придумай ложь получше.

– Это правда! Я становлюсь очень толстым. Даже жирным.

– Врешь.

– Не вру. И тогда у них отмирает все, что ниже пояса. – Он положил руки под голову. – Вы, люди, такие недалекие.

– Ну конечно, а тебе плевать на то, как мы выглядим.

– Конечно. Я в равной мере люблю всех людей. Это запрограммированный приоритет.

Она поднялась и уселась на него.

– Значит, я такая же, как все, да?

Выступы ее тазовых костей удобно ложились под его большие пальцы.

– Я сказал, что люблю всех вас в равной мере, а не по одной и той же причине.

Она схватила его за руки и прижала ладони к кровати над его головой.

– Так почему ты связался со мной, а? Почему со мной, а не с другой мясной коровой?

– Все просто. – Он ухмыльнулся. – Мой сын влюбился в твою дочь.

* * *

На следующий день Младший учился прыгать. Занятия начались на заднем дворе. Это был отличный задний двор, мощенный плиткой, с крошечным газоном, который легко стричь. Хавьер боялся испортить траву и настоял, чтобы Младший прыгал с газона на крышу. Это был прыжок под углом сорок пять градусов, который требовал уверенности в ногах и ступнях и зоркости глаз. К счастью, солнечные лучи щедро дарили энергию.

– Не волнуйся! – крикнул Хавьер. – Твое тело знает, что делать!