– Не знаю, но уверена, с ним все в порядке. Ведь ты обучил его, верно? Он обладает всеми твоими навыками. – Ее пальцы играли с блестящей пряжкой ремня, которую она купила специально для Хавьера. – Или большей их частью. Наверняка некоторым вещам он должен научиться самостоятельно.
Она знала. Прекрасно знала, где его сын. И посмотрев на него, поняла, что он тоже это знает. И улыбнулась.
Хавьер не умел испытывать страх в органическом смысле. Возможно, математика воспроизводила некоторую органическую чувствительность, потому что ожили программы симуляции и предсказания, запустились фрактальные вычисления и обработка данных: он прикидывал, что могло произойти, и когда, и каким образом, и с кем. Когда он в последний раз видел Младшего? Что знал Младший? Достаточно ли хорошо владел английским? Умел ли высоко прыгать? Полностью ли понимал устройство предохранителя? Эти вопросы заменили Хавьеру холодный пот. Будь он другим – будь он человеком вроде Кевина или любого органического мужчины, – он мог бы ощутить желание схватить Бриджит или ударить, как она ударила его раньше, когда подумала, что он неким образом угрожает ее ребенку. У людей были такие подпрограммы. Были собственные предохранители, знаменитые адреналиновые каскады, которые давали энергетические толчки для решения проблем вроде этой. Люди были созданы, чтобы защищать себе подобных, а он – нет.
Поэтому он пожал плечами и сказал:
– Ты права. Некоторым вещам научить невоз можно.
Они отправились в спальню. И он был столь хорош, он столь многому научился за свою короткую жизнь, что Бриджит вознаградила его технику знанием. Она рассказала, что взяла Младшего с собой в продуктовый магазин. Рассказала о мужчине, который последовал за ними на парковку. Рассказала, что спросила у Младшего его мнение, и тот пожал плечами, в точности как Хавьер.
– Он сказал, что справится. Сказал, что твой отец поступил так же. И это сделало тебя более сильным. Более независимым.
Хавьер закрыл глаза.
– Независимым. Ну конечно.
– Он был так похож на тебя, когда говорил это, – сонно пробормотала Бриджит. – Иногда я гадаю, что будет с моей дочерью. Может, она влюбится в робота, как ее мама с папой.
– Может быть, – ответил Хавьер. – Может, это случится со всем ее поколением. Может, они вообще не станут размножаться.
– Может, мы вымрем, – согласилась Бриджит. – Но тогда кого вы будете любить?
Тобиас С. Бакелл
Тобиас С. Бакелл родился на карибском острове Гранада в 1979 году. Самые ранние его воспоминания – «нервничающие взрослые, которые запрещают мне подходить к окну»: развал местного правительства и вторжение США в 1983 году. Остальные его детские годы прошли на лодке в Гранаде и на английских и американских Виргинских островах; когда ему исполнилось восемнадцать, семья переселилась в Огайо. С 2000 года он публикует фантастические рассказы, а с 2006 – романы.
Фоном большинства его произведений прямо или косвенно служат Карибские острова, и «Игрушечные самолетики» – жемчужина фантастической миниатюры – не исключение.[41]
Игрушечные самолетики
Искусные руки моей сестры Джоани перелетали от одного дреда к другому; она обдумывала стратегию.
– Ты всегда уходишь, – сказала она, сверкнув лезвием бритвы, и неожиданно мне снова стало пять лет: я гоняюсь за ней с игрушечным воздушным змеем, сделанным из пластиковых мешков и веток, и кричу, что когда-нибудь улечу от нее.
– Прости. Давай побыстрей покончим с этим.
Я достаточно ждал. Я отрастил дреды, потому что, когда учился в Соединенных Штатах и начал терять свой карибский выговор, мне хотелось помнить, кто я и откуда. Но спонсор реактивного самолета хотел, чтобы я их срезал. Если в чрезвычайной ситуации шлем не будет плотно закрыт, это чревато катастрофой. Компания не хотела, чтобы ее название ассоциировалось у клиен тов со взрывной декомпрессией. Оскорбительно, что там могли подумать, будто мы не сумеем сохранить герметичность корабля. Но нам нужны были их деньги. Дреды настолько стали частью меня, что я морщился, когда ножницы врезались в них, стонал, когда отпадала еще одна моя частица.
В хвосте автобуса, подобравшего меня, я держался за свисающую с крыши петлю, пока шофер гнал машину по проселку от дома Джоани. Сестра нашла жилье в сельской местности, приятный бетонный дом на фундаменте; возле него на склоне холма начинался сад. Сестра преподавала математику в нескольких милях отсюда в школе, в полуразрушенном здании, и это стало бы и моим будущим, если бы я так не стремился «убраться с камешка».
Остров всегда зовет своих детей назад. Мы выехали на асфальт, изрытый ямами, и покатили вдоль тростниковых полей, на которых рабочие в пропотевших рубашках, обвязанных вокруг пояса, мачете срезали тростник, сваливая его в груды. Было жарко, ладони прилипали к пластиковому покрытию сиденья. Шофер наклонился, вписывая машину в поворот, и оглянулся.
– Хочу кое о чем спросить.
Я жалел, что у сидений нет ремней безопасности.
– Конечно.