Лучше быть, чем казаться

Мы пятеро неловко застыли. Джексон все пялился на маму, которая, казалось, сжимается под его взглядом, все глубже уходя в себя. Наконец папа сдвинул ситуацию с мертвой точки, потянув меня за руку и объявив, что мы опаздываем на важное мероприятие.

– Ах, да, мы должны идти. Рада была повидать тебя, Джексон. Надеюсь, с тобой и с твоим сыном Максом все в порядке.

– Подожди, Мерил, давай обменяемся номерами.

Джексон протянул руку к ней, но мама покачала головой и, обогнув его, поспешила за мной и за папой.

– Прошу тебя, Мерил. Только не снова…

Его мольба прозвучала не громче шепота, уносимого ветерком.

– Это к лучшему. Так лучше для тебя.

Зазвенел будильник, но все, что я слышала отзвуки тех семи снов, все снова и снова возвращавшие меня на задворки памяти.

«Это к лучшему. Так лучше для тебя». Я крепко зажмурилась, пытаясь не вспоминать.

«Это к лучшему. Так лучше для тебя». Ее голос был мягким, почти напевным.

«Это к лучшему. Так лучше для тебя». Запах ее духов чувствовался в моей спальне еще долго после того, как она ушла.

«Миа, дорогая моя…» Я смутно помнила, как она погладила меня по голове, когда я улеглась в постель. Мне было всего десять лет, и мое одеяло с изображениями принцесс было слишком теплым, но она туго подоткнула его под меня. Поцеловав мои волосы, она прошептала те же самые слова. «Это к лучшему. Так лучше для тебя».

В тот вечер моя мать ушла, чтобы никогда не вернуться. Долгое время я подавляла это воспоминание, считала, что это неправда, что я все просто вообразила. Точно так же я отмахивалась от снов о мальчике и его отце. Только это были не сны. Это были воспоминания, и в их свете кое-что становилось яснее ясного.

Я знала Максвелла Каннингема, а его отец знал мою мать.

Глава восьмая

– Макс, нам надо поговорить, – заявила я, входя в кухню.

Синди готовила обильный завтрак, включая оладушки, яичницу и бекон. Когда я ощутила витающий в кухне запах бекона, у меня громко заурчало в животе.

Синди указала на стоявшую на столе пустую тарелку, а Макс нагрузил ее всем съестным в пределах досягаемости. Я плюхнулась на стул, как слон, – мои ноги, слишком уставшие под весом свалившегося на меня бремени, просто подломились.

– Давай, ешь. Нам надо прояснить пару вещей, – угрюмо пробурчал Макс.

Прежде чем я успела ответить, вмешалась Синди.

– Послушай, я знаю, что ты, скорей всего, сердишься, – начала она, ставя передо мной на стол исходящую парком кружку кофе.

С ловкостью, о которой я и мечтать не могла, Синди добавила туда две чайных ложки сахара и порцию сливок – она точно запомнила, как именно я пью кофе. Конечно, эти черточки лишь добавляли привлекательности ее славному характеру. Она обращала внимание на детали. Мелочи, заставлявшие человека чувствовать себя уютней – например, как вы пьете кофе по утрам.

– Для начала я хочу извиниться, – заявила Синди.

– Нет, не хочешь, – прямо возразила я, вглядываясь в ее лицо в поисках хотя бы тени раскаяния.

Закатив голубые глаза, она остановилась и прижала руку к животу. Во второй ее руке была зажата лопатка со следами яичницы.

– Ты права. Я не хочу извиняться. Тебе нужно, чтобы твоя сестра была здесь, а нам нужно встретиться с ними.

Им нужно встретиться с ними. Вот что снова поставило меня в тупик.

– Зачем? То, что происходит между мной и моей сестрой, не имеет ни малейшего отношения ни к тебе, ни к твоему мужу или его бизнесу.

Я оглянулась на Макса. Тот опустил взгляд, весьма успешно избегая участия в беседе и размазывая по тарелке несъеденную яичницу. Примечательное зрелище – Макс, не заглатывающий пищу, как оголодавший тигр. Этот парень любил поесть. В смысле каждый раз, когда я видела его за едой, он успевал прикончить две тарелки съестного, прежде чем сидевшие поблизости успевали справиться с одной.

Макс глубоко вздохнул. Все его большое тело всколыхнулось.

– Мы очень привязались к тебе, Миа. Ты можешь просто принять это и расслабиться?