Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение

Меньше знаешь — лучше спится…

Про любовь, базар-вокзал,

Кабы крёстный не напился -

До сих пор бы я не знал.

Незабвенный дядя Миша

И литровая при нём…

Про себя, что знать нелишне,

Мы чрез Бога узнаём.

В церкви перед аналоем

В воду тыкая мальца,

Знал ли крёстный, что откроет

Настоящего отца

Мне, изгою, как Цусиму

Сдаст Петровну, мать мою?

Хорошо, когда есть стимул

Хоть у жизни на краю.

По ночам с тех пор терзаюсь,

Что мне — идиш или шиш?

Грустно с мамой соглашаюсь:

Меньше знаешь — крепче спишь.

Дорогая атеистка,

Мама, милая моя,

Не прими ты к сердцу близко,

Что услышишь про меня.

Вслух хорошее не скажут,

Про дурное прокричат,

Двери сажею обмажут,

Грязи выплеснут ушат.

Графоман и шизофреник -

Ты услышишь неспроста.

Не дай Бог тебе поверить,

Что твой сын забыл Христа.

И какую чушь огульно

Про меня ни разнесут -

Над собою, богохульник,

Признаю лишь Высший суд,

Богородицы Пречистой

Лик готов боготворить,

Но настолько, чтоб буддистов

Не обидеть. Не гневить

Мне шаманов, об Астрале

Я плохого не скажу.

Как астрологи б ни врали,

Я со звёздами дружу,

Вверх стремлюсь, хоть груз познаний

Неуклонно тянет вниз…

А во всём другом, родная,

Я такой же атеист.

Долг сыновний, обещаю,

Я верну в конце концов.

Детям люди возвращают,

Что забрали у отцов.

Справедливости на свете

Завершается виток

Тем, что с наших задниц дети

Джинсы снимут, дайте срок.

За наследственный факторинг

Отвечаю головой -

Всё, что должен маме, вскоре

Внукам выплачу с лихвой.

Детям алчным, как родитель,

Заявляю: «Господа,

Умоляю, не трясите,

Сам последнее отдам.

Если можно без увечья…»).

Но вернёмся в тьму годин,

Где Иаков из Двуречья

Убегает не один.

Встал Иаков, на верблюдов

Жён, детей своих взвалил,

На чужую землю плюнул,

На родную отвалил.

Прихватил добра он с гаком,

Всех скотов с собой угнал

И поехал к Исааку

В незабвенный Ханаан.

А до этого Рахиля,

Улучив удобный миг,

У папаши простофили

Спёрла идолов святых.

Зять-паршивец у сатрапа

Сердце вырвал из груди

Тем, что он свалил внезапно

И налёт опередил.

Внуков отобрал и дочек

Прихватив в туман свалил,

Точно хакер-одиночка

Код взломал, счёт обнулил.

Пастухи три дня спешили,

Раньше было не дойти,

И Лавана просветили,

Что беглец уже в пути.

Тесть дела свои задвинул

И в погоню, так-растак,

Для кастрации скотины

Прихватив с собой тесак.

Гнал верблюдов, как Шумахер

Свой болид, среди бархан -

Зятя взять, пока тот хакер

Не смотался в Ханаан.

По пустыне Арамейской

Мчался вслед его отар

Караван, как джип армейский,

Гандикап Париж — Дакар.

Шло с неделю это бегство,

Гандикап был слабоват,

Догоняется семейство,

Ожидаем результат.

Человек Лаван восточный

С процедурою знаком.

Он козлов, ослов и прочий

Скот кастрировал легко.

Я рассказывать не стану

Про полёты мордой вниз,

Но приходит Бог к Лавану

С наставленьем: «Берегись

Бить Иакова по фейсу,

Не клязьми со всех сторон,

Даже если слов приветствий

Не заслуживает он».

Говорить на зятя даун

Бог Лавану запретил.

(Не пойму — зачем тогда он

На верблюдах чресла бил?)

Но эмоций, тем не мене,

Не сумел Лаван сдержать,

Не чураясь оскорблений

Стал на Яшу наезжать:

«Что ты сделал, провокатор,

Трус, предатель и осёл?

В рабство, хуже чем плантатор,

Дочерей моих увёл.

Убежал ты ночью тайно,

Долг отбросив как балласт.

Я в обиде чрезвычайной,

У родни моей коллапс.

За тобой летел, сбивая

Знаки, я семь дней в пути.

По иному, хам трамвайный,

Ты не мог от нас уйти?

Отпустил тебя б с весельем

Я под гусли и гобой,

Всю неделю песни пели б

И куражились с тобой.

Славил бы тебя как мужа

Под тимпанов перезвон,

А теперь тебе поглубже

Вставить хочется тромбон.

Пред твоей дорогой трудной

Внуков я не целовал.

Поступил ты безрассудно

И здоровьем рисковал.

Если бы твой Бог-ревнитель

Не сказал мне, кто ты есть,

Быть тебе, Иаков, битым,

Я б убил тебя прям здесь.

По пескам неделю гнался,

Мне б поправиться чуток

От своих галлюцинаций -

Я б убил тебя, сынок,

Если бы твой Бог в законе

За тебя не шоферил

И хозяином на зоне

Чай с тобой не чифирил.

Божьему я верю слову,

Жизнь за веру положу,

Ни хорошего, плохого

О тебе я не скажу.

Подарю тебе каталку

Инвалидную, гавнюк,

На козла дерьма не жалко,

Будешь жрать семь раз на дню.

Сам не станешь, так заставим,

Олух, сволочь и лопух…

Обзывать тебя не станем,

Это просто мысли вслух».

Как последний неврастеник

Тесть завёлся и вот-вот

От угроз и оскорблений

Прямо к делу перейдёт.

Состоялся б в лучшем виде

Зять. Помог ему пустяк -

Дочерей своих увидел

И мгновенно тесть обмяк.

Человек Лаван не бедный,

До теизма не дорос,

Но Иакову конкретный

Сформулировал вопрос:

«Убежал ты торопливо,

Дочерей моих забрал,

Но зачем ты, пёс блудливый,

Моих идолов украл?

Для тебя они пустое,

Благоверия каприз…»

(Сколько те иконы стоят

Знает только атеист.

Деревянный символ веры

У безбожников в чести.

Неслучайно староверов

Любят сволочи шерстить,

В захудалой деревеньке

У бабуль оклад найдут,

Купят лик за три копейки

За семь сорок продадут.)

«Может ты, совсем по-свойски

Мой алтарь опустошив,

Дорогие сердцу доски

За гроши продать решил?»

Отвечал Иаков тестю:

«От погромов, дележа

С дочерьми твоими вместе

Я от швондеров* бежал.

Вспомни лучше, как с родными

Ты планировал налёт.

Я боялся, что отнимешь

Дочерей своих и скот.

От испуга в те минуты

Маркса я перечитал,

Но умнее почему-то,

От работ его не стал.