Читаем Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение полностью

** Словосочетание «Юрьев день» обозначает 9 декабря (26 ноября по старому стилю) — единственный день года, во время которого в XI–XVII веках крестьяне могли переходить от одного помещика к другому.

<p>Глава 37 Стукачества институт и его выпускник Иосиф</p></span><span>

Иаков жил в земле странствия

Отцов своих. Авраам

Ещё обживал пространства те,

Но не удержался сам

На той земле изначально он.

А вслед Исаак-сынок

Препоны царьков-начальников

Преодолеть не смог.

Чиновник, администрация

Сгоняли его с земель.

Господь-Бог благоприятствовал

Совсем не уйти оттель*.

Два внука слегка повздорили,

Ужиться могли с трудом.

Дорогой отцов проторенной

Исав перешёл в Едом.

Не выдержав конкуренции,

В Сеире он проживал

И с братом аудиенции

По-прежнему не желал.

Иаков, лицо достойное,

С детьми же конкретно влип,

Их действия непристойные

Ему как в носу полип.

Израиль, гость Ханаановский,

Овец промышлял бритьём,

Воспитывал по-стахановски

Иосифа и братьёв

От Валлы, Зелфы и прочих всех,

Их пестовал, как отец.

Привычками жил восточными

Любимый его малец.

До времени, как прославиться,

Папашиным был сынком

Иосиф. Умел всем нравиться,

Что выяснится потом.

В Египет от кушать нечего

Евреи шли за зерном.

Иосифу быть предтечею

Исхода их суждено.

В Египет через парадное

Он всю соберёт родню,

Не ведая про обратную

Великую беготню

С неволи, тюрьмы египетской.

Как только ни назовут

Семиты в своих амбициях

Исхода тот институт.

Иосиф их символ гордости

Свершил непосильный труд.

Но мы разглядим в подробностях,

Иосиф что был за фрукт.

В дела молодёжи тухлые

Иакова посвящал,

Мир полнил худыми слухами,

На старших братьёв стучал.

Наложницей Валлой пышною

Рувим овладел едва,

Всё видела и всё слышала

Иосифа голова.

Подробности чтоб мельчайшие

Узнал от него отец,

Моменты ловил сладчайшие

Под шкурой в углу юнец.

В оргазме Его Стукачества

Потел он под сквозняком,

Простужен наутро начисто,

Лечился не молоком.

Папаше за банку "Балтики"

Всё искренне рассказал,

Плохого Рувима-братика

Хороший Иосиф сдал.

Из первых своих отличников,

Их стимулов и простуд

Слагался, как из кирпичиков,

Стукачества институт.

Израиль любил Иосифа

По старости своих лет,

Как может любить барбосину

Детей переживший дед.

Отметил старанье мальчика

Цветастой одеждой он.

Усилиями стукачика

Спокойным был регион.

Достойное и противное -

Всё видел из-за угла.

Работой оперативною

Гордиться страна могла.

Почётные знаки, звания

Не выдумали пока,

В награду за все старания

Отец приодел сынка.

В обновочку разноцветную

Всю душу старик вложил,

Жизнь отрока неприметную

До крайности осложнил.

В прикиде крутом братья его

Завидев, борзели вмиг,

Раз любит юнца слюнявого

Иаков сильней, чем их.

Призретого Богом Авеля

Иосиф несёт печать.

Кому это может нравиться,

Когда на тебя стучат?

Братья его ненавидели,

Травили со всех сторон,

А он дуралей наивненький

Им свой излагает сон,

Мол: "Вяжем снопы все вместе мы,

У каждого перевязь,

Слагаем их перекрестием,

А мой закатился в грязь.

Внезапно сноп поднимается,

Становится на попа.

А ваши снопы склоняются

У ног моего снопа,

Поникшие точно лютики"…

Известно и без врача -

С подобными снами, глюками

Сидеть надо и молчать.

Кому ваша спесь понравится?

Об зависти острый нож

Рискует малец пораниться,

Цена его жизни — грош.

Братья его (суть, преступники,

Как выяснится спустя)

Поникшие в поле лютики

Иосифу не простят.

"Неужто ты будешь царствовать

Над нами?" — все в унисон -

"А может быть, даже в рабство сдать

Задумал ты нас, масон?"

Иосиф не унимается:

"При солнце и при луне

Одиннадцать поднимается

Звёзд, в ноги чтоб пасть ко мне".

Опять братья возмущаются,

И снова кипит майдан.

Неверьем объединяются

Ущербные разных стран.

"На наши здесь незалежные

Подлец посягнул права…"

И прокляли пуще прежнего

За вещие сны, слова

Иосифа незабвенного.

Добавил отец огня:

"За глупости несомненные

Ввалить бы тебе ремня.

Неужто ты веришь искренне

Что я, твоя мать, любой

Склонится лозою низкою

В поклоне перед тобой?"

Напрасно сказал о маме он,

Знать был не в себе совсем -

Сам ставил Рахили памятник

Он в городе Вифлеем,

Дубы где сплетались кронами.

А может, в наплыве дум

Другую жену законную

Он мамой имел в виду?

Иаков гнал мысли вздорные.

А вдруг прав его пацан?

Когда все такие гордые,

То голод приходит сам.

Тогда на поклон к Иосифу

Потянется стар и мал,

Припомнит великороссам он,

Кто раньше его пинал.

(Тут не обошлось об ассоциации с другим Иосифом. Только Сталин мог кого-то заставить пить и танцевать)

Но нюхать свои портяночки,

Заставить не дураков

По кругу ходить вприсядочку -

Иосифу далеко.

Пространство на автономии

Иосифу не делить,

Огромною территорией

По прихоти не рулить.

Когда-то возможно в будущем

Такое произойдёт,

Пока же под грубым рубищем

К ним голод в страну идёт.

Так думал тогда Иаков-сан

И прочь от сплошных дилемм,

Предчувствием раздосадован,

Братьёв отослал в Сихем

Скотину пасти облезлую,

Травить инородцев рожь,

Пока без кормов болезная

Она не пошла под нож.

Иаков призвал Иосифа.

Иосиф сказал — Вот я!

"Служебная ты барбосина,

Ступай, где твои братья,

Пойди, посмотри, здоровы ли

Родимые, скот ли цел,

Покрыты ли там коровы все

Средь клевера и люцерн.

А ежели тёлки яловы,

Некрыты, а жрут мой хлеб,

Немедленно мне докладывай,

Кто их посещает хлев,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия