Читаем Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение полностью

"Как сделать, чтоб при обочине

Иосиф не принял смерть?

В одежде цветной и в целости

Как сына отцу вернуть?

Как братьев в их оголтелости

Отвадить от пальцы гнуть?

А если во рву замученный

Преставится сын к утру,

Как лучше всего в том случае

Представить папаше труп

Изодранный, изувеченный?

Медведь так не задерёт.

Жестокость бесчеловечная

Тех братьев переживёт.

Из всех вариантов просится

Здесь дело обставить так:

Сломал парню переносицу

Больною ногой ишак.

Нет, бил не больной, а целою,

Когда тот его лечил,

На корточки ближе сел к нему,

Осёл ему и вмочил.

По сбитому на обочину

Другие ослы прошли

И все переломы прочие

Иосифу нанесли…

Да нет, не поверит батя им

(Туфту не прогонишь с ним),

А ты, спросит обязательно,

Кого охранял, Рувим?

Как звали осла? Что делали

Другие тогда братья?…

Нет, шито всё ниткой белою,

Сто пятая здесь статья.

Уж если ловить сто пятую,

То действовать по уму -

Юнца замочить помятого

В аффекте и одному.

Но кто в одиночку справится,

Контрольным мальца убьёт,

В позоре потом сознается,

И всё на себя возьмёт?

Что делать с тупыми братьями?

Свидетели, наконец…

Нет, всё одно — обязательно

Расколет всех нас отец.

Завалим мы ставки очные,

Кагалом всем загремим"…

С такими вот заморочками

Гулял по степи Рувим.

Ругали братья Иосифа,

Заносчивого осла,

Чтоб ненависть их к доносчику

Слезою не изошла.

Остатки ненужной жалости

Душили братья в груди,

Завистливые от жадности

Всё ж были они людьми.

Значительно дальновиднее

Из братьев Иуда был,

С Иосифом безобиднее

Разделаться предложил:

"Что пользы, когда убийство мы

Над братом здесь совершим?

В поступке своём неистовом

Во истину согрешим.

Во рву бьётся птицей раненой

По батюшке наша плоть,

Стукачика на заклание

Нам сам отписал Господь.

Как мы на Отца духовное

Позариться не хотим,

Так наше Ему скоромное,

Что девственнице интим.

Все из интереса скроены,

Не скроен один простак.

Что толку нам, если скроем мы

Содеянное за так?

Когда ж продадим мы мальчика,

Не будет ничьей руки,

Ни отпечатков пальчиков

На теле его, братки".

Кровинушку, брата родного

Из зависти на него

В невольники братья продали

За двадцать монет всего.

Багром извлечён из ямы той

(Спасибо, что не погиб),

Купцами-измаильтянами

Был вывезен сын в Египт.

Рувим подошёл несведущий -

Иосифа нет во рве.

В момент разорвал одежды все

И поросль на голове.

От боли свалился в обморок,

Очнулся, вокруг братья,

Вскричал вне себя: "Нет отрока,

А с ним куда денусь я?

Мне рангов, чинов, признания

Не видеть, не заслужить.

А чем прозябать без звания,

Так лучше совсем не жить!

Разбилась мечта хрустальная,

Всему подошёл конец.

Ушёл бы к служанке Валле я,

И ту отобрал отец".

Похеренные амбиции

Рувима повергли в крик

За сто децибел. Ослицы все

Решили — их будут крыть

И счастью навстречу подняли

Мерзавки свои хвосты,

Пока, наконец, не поняли:

За рёвом одни понты.

(Как Киров, отцом за рвение

Любим был Рувим-ревун

И женщин любил не менее

Чем наш племенной трибун.

Что не племенной, а пламенный,

Сказать я сейчас хотел.

И в пламени сексуальном том

Он, собственно, и сгорел.

Что Киров убит из ревности

Позволило доказать

Пятно на вождя промежности,

Кальсонах, хочу сказать.

Все семьдесят лет без умысла

В корыте за пять минут

Никто так и не додумался

Подштанники простирнуть.

И пятнышко то несвежее

Истории под лучом

Взглянуть нам дало с надеждою,

Что Сталин здесь ни при чём.)

К Иосифу что относится,

Всё будет наоборот -

Бельё, что отцу подбросится,

Дознанье с пути собьёт.

Братья в несомненной подлости

Во мненьях не разошлись,

Рувиму с ущербной совестью

Придумали компромисс.

Как им обмануть родителя,

Иуда совет даёт,

И нету осведомителя

Дать делу законный ход.

(Свидетелей нет, не выжили.

Блуждающего во всём

Прочитанном Пятикнижии

Нам днём не найти с огнём.

Возможно, его за дюнами

Расформировали часть.

А я про него так думаю:

Убили в недобрый час.

Не только в одной Сицилии

Закатывали в асфальт,

Свидетелей не любили все,

Будь брат он тебе иль сват.)

Одной круговой повязаны

Порукой братья. Рувим,

Юнца охранять обязанный,

Не слишком был ласков с ним,

Столкнул в ров без снисхождения,

Спасти хотел — это блеф,

Из ноблов по их рождению

Не каждый орёл и лев.

Одежду братья Иосифа

Сваляли в крови козла,

Иакову в ноги бросили…

Пробила отца слеза -

Узнал он тряпьё цветастое -

Сынка, знать, задрал койот,

Сожрали волки лобастые,

Останки добрал енот.

Одежду сорвал он верхнюю

(У них — если что, так рвать,

А если печаль безмерная,

То нужно ещё орать.)

Из шерсти грубейшей вретища

На чресла отца легли,

Оплакивал в голос детище

Иаков лицом в пыли.

Все дети спешили спешиться,

С сочувствием подойти,

Но он не хотел утешиться,

А следом хотел сойти

К Иосифу в преисподнюю.

(Так сам говорил отец.

За что, многие не поняли,

Подобный нарёк конец

Сынку? Крайне неуместное

Сравненье употребил

И веру в Царя небесного

Стенаньем не укрепил,

Оплакал сынка досрочно он.

За съеденный честный хлеб

В раю ведь лишь непорочные,

Как наши Борис и Глеб.

Зачем тогда в ад к лукавому

Иаков сойти спешил?

Не только, знать, верой-правдою

Иосиф отцу служил.)

В Египет, не в преисподнюю

Везли продавать сынка,

В чужом пребывал исподнем он,

Верблюжие грел бока.

Продали в работы отрока,

Хоть парень в пути ослаб.

На каменоломнях дорого

Ценился семитский раб.

А может, под стать невольнице

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия