Читаем Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение полностью

И внуков воспитывать в старости.

Фамари он молвил, невестке своей:

"Походишь пока дева вдовою,

Иди в дом к отцу, ни о чём не жалей,

Жизнь с Шелой начнёшь стопудовую.

Куплю вам квартиру отдельную я,

Блаженствуйте, горя не ведая"…

А сам испугался — его сыновья

Недолго живут с этой ведьмою.

А ведьма пока собрала узелок,

В одежды вдовы облачённая,

При доме отца заняла уголок

Учить свою магию чёрную.

Прошло много времени, милого нет,

Ни вдового, ни разведённого.

Забыли о ней деверь, свёкор и дед

Сыночка, ещё не рождённого.

Когда же супруга его умерла

(Её добрым словом помянем мы),

Иуда сорвался, с тоски в три горла

Пил с другом Одолламитянином.

Пошли они в Фамну на стрижку овец

(Скорей, протрезветь и развеяться).

Фамарь подзывает поближе отец:

"Впустую на свёкра надеяться.

Его самого вижу с овцами здесь,

А Шелу, сыночка не вижу я".

Услышав ту весть, совершить свою месть

Задумала шельма бесстыжая.

Одежду упрятав вдовства своего,

Лицо скрыв по самые ноженьки,

Себя покрывалом укрыв с головой,

Уселась она при дороженьке.

(А наши гуляют вовсю взад-вперёд,

По максимуму обнажаются,

Мужик отвернётся иль, сплюнув, пройдёт -

Они ещё и обижаются.

В профессии древней на выставке плеч

Участницы вы, а не зрители.

Охочих завлечь — важно тайну сберечь -

Лица чтоб подольше не видели.)

Лица рассмотреть у Фамари не смог

И с ней поступив как с блудницею,

С невесткой Иуда повёл диалог.

Мужские взыграли амбиции.

Гай Юлием Цезарем гордо сказал:

"Войду я к тебе победителем!"

А у самого голова что казан,

Пивка бы секс-символу выпить бы.

— "Что дашь мне, красавчик, за то, что войдёшь?"

— "Пришлю я из стада козлёночка".

— "А ну как обманешь, как все, не пришлёшь?" -

Залог попросила девчоночка.

Пока он в экстазе одежды срывал

И от вожделенья постановал,

Ей трость с набалдашником он передал

В залог обещания данного.

Когда же до женских дошёл панталон

Изящных, манящих и в лютиках,

Печать факсимильную передал он

И прочую дел атрибутику.

Косила Фамарь, отводила глаза,

Лицо к свёкру прятала в бороду.

Когда бы Иуда невестку б узнал,

Летел бы он голым по городу,

А так — дело сделал. Фамарь в добрый час

Припрятала трость с набалдашником,

Во вдовьи одежды опять облачась,

Пошла своё чадо вынашивать.

Блуднице прислал молодого козла

Чрез друга Одолламитянина

Иуда, залог чтобы та отдала,

И к чёрту все воспоминания.

Забыл я сказать, друга звали — Хира.

С козлом нагулялся он досыта.

Блудницу Хира не нашёл ни хера,

За грубость, прости меня господи.

Приходит обратно к Иуде дружбан:

"Есть все основанья проставиться.

Давай-ка, старик, зачинай новый жбан

Пить честь безкозлиной красавицы".

Иуда расстроен — теперь засмеют,

Козла приплетут, трость и лютики,

И сказки пойдут, как Иуда за блуд

Лишился своей атрибутики.

Прошла пара месяцев с лишком и вот

Становится наглым нескромное -

Растёт у вдовы неутешной живот,

Бедняжку тошнит от скоромного.

Сказали Иуде: Попал ты впросак -

От блуда невестка беременна.

Онан, ейный муж, год как на небесах,

Покинувший мир преждевременно.

А хоть бы и жил — блуд жены налицо,

Конкретные есть опасения.

Не мог и при жизни Онан быть отцом,

Проблемы испытывал с семенем.

Нанюхалась шельма отваров из трав

И тронулась от воздержания,

И то, что Онан был при жизни неправ,

Не служит её оправданием.

(Когда скорым поездом смерть понесёт,

Из всех провожавших на станции

Кто камень в окно, как в блудницу, швырнёт

В загробную нашу субстанцию?

Хранит от живых Бог усопших всех стран,

Как дел результат от намерений.

И будь ты по жизни последний Онан,

Велик ты в ином измерении.

В истории мост перекинут уже

От мистики к пошлой мистерии -

Беременных здесь собираются жечь,

А я о высокой материи.)

Иуда сказал: "Будем жечь, где же жгут?

Отметим сей праздник петардами".

Но если за блуд провинившихся жгут,

То как быть с двойными стандартами?

Иуда на смерть полюбовницу шлёт,

Огниво подносится к жгутику…

И тут из одежды Фамарь достаёт

Иудиных дел атрибутику:

Печать, перевязь, с набалдашником трость.

Озвучено вслух заявление:

"Беременеть мне в этот раз довелось

С высокого соизволения.

Вот вещи, признает их кто — от него

Ребёнок в утробе шевелится…"

Устроила свару, а всё оттого,

Что вырос Шела, а не женится.

Когда бы Фамарь получила козла

С Иуды, а не амуницию,

Сожгли бы беременную не со зла,

А из уваженья к традиции.

Сыскарь, что дела по разврату ведёт,

Проводит вещей опознание.

Припёртый вещдоком Иуда даёт

Признательные показания.

"Правее меня оказалась она,

Вдовство раз её не кончается".

Так линию брата продлил не Онан,

А батя его, получается.

Иуда законным отцовство признал,

К Фамари не хаживал более.

Обиделся, может, старик за козла,

А может, сама отфутболила.

При родах близняшки в утробе дрались,

Платформы у них были разные.

Ручонку наружу взметнул коммунист

И был награждён лентой красною -

На кисть навязали бардовую нить

Отметить мальчонку как первенца,

А он умудрился её схоронить,

В утробе сидит и не телится.

Не хочет на свет появляться малец,

Во всём видит он провокацию,

Дней тёмных предвидя ближайший конец,

В подполье ведёт агитацию.

Наверное, диспут организовал,

Как можно рожать и не мучиться,

И так призывал, что совсем опоздал

К раздаче паёв на имущество.

Вперёд вышел брат, явно член СПС*

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия