Лучше журавль

Луна поднялась чуть выше. Ветер теребил сухую траву на поле. Мне стало дурно от мысли, что и эту историю может заполучить писатель, как послание пекаря из Салины-Круса. Пекарь пришёл к Андресу, чтобы надиктовать письмо родственникам из Синалоа. Он купил дом в Мехико и просил, чтобы в Салину-Крус больше ему не писали. Рассказал, что утонул австралиец-серфер, который снимал комнату в его прежнем жилище. Только когда пекарь и его жена перевернули вещи несчастного, чтобы найти для полиции его паспорт, оказалось, что серфер не утонул, а утопился. Его рюкзак стоял в шкафу доверху забитый деньгами, на пачках с купюрами лежала записка. В ней иностранец признавался, что неизлечимо болен, родни у него нет, потому все свои деньги он дарит пекарю и его семейству. Просил, чтобы тело его не искали – потому и пошёл плавать в бурю, чтобы умереть на любимых волнах. Эту историю я прочитал в книге писателя. Мерзавец великолепно обыграл письмо, даже пристроил в эпиграф слова Эпикура: «Хорошо жить и хорошо умереть – это одна и та же наука». За неделю из магазинов исчезли все экземпляры. У книги шесть переизданий. А у меня до сих пор зубы сводит от злости, когда думаю, какой хороший мог бы получиться спектакль. Он же, мой заклятый соперник, выкупил у Андреса и все письма Ракели. Она диктовала их для родни на Кубе, но подписывалась почему-то Раулем. Начинка истории мне пока неизвестна – книгу только готовят к продаже. Буду идиотом, если позволю писателю увести у меня новую находку Андреса. Хорошая история мне сейчас нужнее, чем старикам ласка.

Приподнял манжет.

– Шесть часов и чуть более двухсот километров.

Альма сопела в машине. Из-под одеяла табачного цвета виднелись лишь нос и щёки. Я направился в сторону, откуда прилетел апельсиновый ветер. Бежал, пока не оказался в деревне без единого огня и звука.

Ночь там была ещё гуще. Тощий пёс стоял на задних лапах и заглядывал в низкий колодец. Церковь оказалась настежь открытой. Решил, что это посёлок-призрак, но вдруг увидел на одном из окон букет свежих пионов. Подбежал к дому и разглядел в щели забора автомобиль под навесом.

– Спасибо, – прошептал, ещё не зная к кому обращаюсь.

Программки, афиши «Премьера!», хохот в фойе, звонки в кабинете директора, длинная очередь в кассу… Вот он, шанс вдохнуть жизнь в моё детище, которое медленно погибало.

Застучал в ворота. Собака оторвала взгляд от глубин колодца и окатила меня лаем.

– Хозяин! – крикнул.

Наконец скрип двери.

– Что надо?

Мужчина лет сорока, в пижамных штанах, без рубашки, глядел на меня, сонный.

– У вас есть бензин? Срочно нужно.

– Срочно? Кто-то умирает, что ли?

– Да.

Он выпрямился, растёр лицо. Остановил взгляд на моих взъерошенных волосах и потных подмышках.

– Сейчас схожу за шлангом.

– У меня нет канистры.

Незнакомец зашёл в дом и вернулся с ключами.

– Далеко?

– Там, на мосту… – указал я в сторону, откуда бежал вечность.

Альма, к счастью, не проснулась от звука чужого мотора. Незнакомец поглядел на неё, укрытую пледом до носа, перевёл на меня взгляд, полный грусти.

– Хватит до ближайшей заправки.

Денег не взял, лишь похлопал меня по плечу со словами:

– Держитесь.

Я завёл мотор. Обрадовался его рычанию, словно первому крику новорождённого. Мой благодетель стоял на мосту, пока мы не скрылись. Держу пари, вернётся к своей жене и не выпустит её из объятий до утра.

Альма долго растирала глаза кулаками, наконец приподнялась на локте.

– Мы едем? Где взял бензин?

– Рядом оказалась деревня.

– И тебе открыли? – она поднесла запястье к лицу. – В два часа ночи?

– Я сказал, дело жизни и смерти.

– Ты же знаешь: врать – плохо для кармы.

– Я не врал. Просто умолчал, что речь идёт о театре.

Альма заметила на руле следы от мокрых ладоней.

– Что-то есть от Андреса?

– Да.

Пожала плечами.

– Чудеса случаются, когда Луна в Водолее.

Она зевнула и снова легла на сиденье.

Я посмотрел в лобовое стекло на звёздное небо и прошептал:

– Ну же, ребята, не подведите.

Путь за горы

В дожди тропинка вокруг озера делается потоком глины. Сегодня ночью опять прорвались тучи, потому с раннего утра я жду пассажиров у пристани Панахачеля.

Десять женщин с пустыми корзинами забираются в лодку, чтобы я отвёз их в Хайбалито. Старуха Дора привела с собой внучку.

– Погляди, Галилео, на Арасели. Этот пояс она вышила своими руками.

Девица прячет глаза, а те искрятся. Взгляды сыпятся на меня, как звёзды с осеннего неба. Арасели, сделанная из земли жаркой и плодородной, садится напротив и гладит косу. Я смотрю на небо: ветер собрал облака над старым вулканом. Веду к пристани лодку.

Женщины выбираются на причал Хайбалито. Арасели, протягивая монету, ищет мои глаза своими. Места на скамейках вдоль бортов занимают новые пассажирки – этим нужно на рынок в Сан-Маркос. Вижу всё те же пустые корзины, кошёлки, стоптанные сандалии…

– Здравствуй!