Лучшее

И снова трое дернули за кольца. Парашюты вышелушились из рюкзаков, распустились и рванули стропы. Четверо скай-дайверов держались вместе, пучком, в их главном, неизменном моменте; но на подходе к земле их разбросало.

— Велкин, у тебя сегодня вообще не было парашюта! — В глазах Икара сквозило изумление с примесью страха. — Так вот чем ты отличалась от нас.

— Да, кажется, не было. А зачем брать с собой ненужные вещи? Не понимаю, зачем я вообще таскала это старье.

— Выходит, сегодня мы были готовы, но не знали об этом, — решился заявить Джозеф. — Хорошо, в следующий раз парашюты не берем. Все оказалось проще, чем я думал.

Ночью Велкин навестила мистера Фуртифа. Не обнаружив продавца на месте, она отправилась на его поиски. Окутанная облаком фунгоидных ароматов, она спускалась все ниже и ниже в гулкое и сырое подземелье. Она проходила по коридорам рукотворного происхождения, естественного происхождения и неестественного происхождения — последние были когда-то построены людьми, но со временем обветшали и превратились в очень странные глубинные пещеры. Велкин спустилась в беспросветную тьму, туда, где маленькие создания источают призрачный свет. Но свет этот был обманчив, как, впрочем, и сами создания: мертвенно-бледный разросшийся мицелий, карикатурные ложные шампиньоны, уродливые сморчки, гадкие бледные поганки. Подслеповатыми фонариками светился в темноте молочно-серый млечник; голубовато-белым отсвечивала хитрая говорушка и желтоватым — белый мухомор. Нездоровый призрачно-белый свет исходил от самого опасного и необычного из всех — красного мухомора. Его-то и собирал крот.

— Крот, дай то, что лучше хлеба, для лихой бригады Неба, для русалки воздушных потоков, королевы полетов высоких! — Слова Велкин отозвались громом в стоячем воздухе подземелья.

Она все еще парила в Небе, но оно уже оставляло ее, и прикосновения унылой реальности становились все грубее.

— Неба? Для толпы пустозвонов и их богини, той, что с сердцем и с костями пустыми?

— Ага, и посвежее. О, я хочу свежего-пресвежего Неба! — воскликнула Велкин.

— Свежесть — не наша категория, — возразил продавец Неба. — На самом деле, ты хочешь несвежего неба. Да-да, очень несвежего! Хорошо выдержанного, пронизанного собственной плесенью.

— Который из них, а? — поинтересовалась Велкин. — Как называется тот, из которого ты делаешь Небо?

— Красный мухомор.

— Разве это не просто ядовитый гриб?

— Нет, это больше, чем гриб. Это нечто таинственное. При повторной ферментации его яд превращается в наркотическое вещество.

— Фу, как банально — наркотик!

— Но не просто наркотик. В нем есть что-то еще, особенное.

— Да нет же, вовсе не наркотик! — протестующе произнесла Велкин. — Это освобождение! Это сокрушение мира! Это абсолютная высота! Это полет и сама отрешенность! Это венец всего! Это высокое искусство.

— Хорошо, девушка, это искусство. Это самое высшее и самое низшее из всего созданного.

— Да нет же, — снова запротестовала Велкин, — не из созданного. Не из рожденного и не из сделанного. Не могу подобрать слово. Это наилучшее из несозданного.

— Вот, бери, — проворчал продавец неба, — и ступай с миром. Что-то живот у меня крутит…

— Иду! — воскликнула Велкин — Но обещаю вернуться много-много раз!

— Не вернешься. За небом не возвращаются много раз. Вот и ты больше не вернешься. Хотя нет, может, еще разок. Да, пожалуй, еще разок.

На следующее утро они снова поднялись в Небо. Их последнее утро. Ну зачем говорить, что это утро последнее? Потому что время для них исчезнет. Будет последний бесконечный день, который не прервет ничто.

Они поднялись на самолете Бессмертный Орел, некогда носившем имя Сорокопут. За ночь он перекрасился и написал на себе новое имя и символы, часть из которых сразу и не понять. Бессмертный Орел всосал небо через топливопровод, ухмыльнулся, взревел и пошел вверх.

О, Небесный Иерусалим! Как он пошел!

Все они, без сомнения, достигли совершенства, ибо Небо им больше не требовалось. Теперь они сами были Небо.

— Мир такой крошечный! — зазвенел голос Велкин. — Городки — как мушиные пятнышки, а мегаполисы — как мухи.

— Экая несправедливость! — возмутился Икар. — Муха — низшее существо, а такое возвышенное имя носит.

— Это я мигом исправлю, — пропела Велкин. — Повелеваю всем мухам: сдохните!

И все мухи сдохли.

— Вот уж не думал, что ты сумеешь, — удивился Джозеф. — Что ж, несправедливость устранена. Теперь благородное имя мух наше. Нет больше мух, кроме нас!

Все пятеро, включая пилота Рональда Колибри, покинули борт Бессмертного Орла, на этот раз без парашютов.

— Ты как, справишься один? — спросил Рональд у беззаботного самолета.

— А то! — ощерился кукурузник. — Тут вроде поблизости летает другой Бессмертный. Так что одиночество мне не грозит.