Лучшее

Но Уильяму Моррису не терпелось поговорить. Он увидел немолодого человека с гордой прямой осанкой и нарукавной повязкой «Смотритель». Конечно, только читатель вроде Уильяма мог понять, что там написано.

— Мой тезка, чье имя я получил во время игры в распределение имен, придумал Лес за пределами Мира — и название, и внешний вид, — сказал Уильям пожилому смотрителю, который слушал его с улыбкой. — Меня, как и его, зовут Уильям Моррис, и я мечтаю увидеть этот запредельный Лес. Я, возможно, живу ради этого.

— Что ж, Уилли, если твое желание увидеть Лес настолько велико, значит, ты обязательно его увидишь, — сказал человек.

— Но меня беспокоит один момент, — встревоженно произнес Уильям, морща лоб. — Что находится за Лесом, который за пределами Мира?

— Ну, это совсем несложная загадка, — человек опять улыбнулся. — Как же так? Ты читатель, а не знаешь таких простых вещей?

— Вы не могли бы дать мне ключ к этой несложной загадке? — попросил Уильям.

— Могу, — кивнул человек. — Вот тебе ключ: запомни, твой тезка создал не только Лес за пределами Мира, но и кое-что еще.

— Пойдем уже дальше, читатель, — позвала Кэнди.

Они пошли по Восемнадцатой улице к шоу-площади Вестсайдская история. Ни Уильям, ни Кэнди раньше здесь не бывали, но слышали, что эта площадь совершенно невероятная.

Так и оказалось. Всюду стояли огромные усилительные колонки, подключенные к электросети. Причем подключены были не только они, но и участники шоу. Декорации выглядели просто шикарно — грубые, обшарпанные задние дворы старых многоквартирных домов. Кое-где даже виднелись пожарные лестницы, не отличимые от настоящих: казалось, по ним даже можно бегать вверх-вниз. Когда-то в прошлом электрики так и делали, но потом им это запретили, потому что некоторые покалечились, а кто-то даже погиб. Но атмосфера на площади была абсолютно достоверной.

Виданое ли дело, там даже белье сушилось на веревках! И оно колыхалось! Маленькая ветродуйная машина создавала впечатление настоящего ветра! Неудивительно, что это место называли «шоу-площадь»: живописные трущобы, гламурное гетто — прошлое как оно есть.

Актеры (а в этой части Восемнадцатой улицы казалось, что все вокруг актеры) были одеты в обтягивающие джинсы, рваные рубашки и прохудившиеся туфли. Наверное, в одежде и обуви им было жарко, но искусство требует жертв. Существуют такие моменты, когда погода одинакова не для всех.

Актеры играли драму, показывали комические и бытовые сцены. Драматизм заключался в обоюдной ненависти классов, которые, впрочем, не были четко определены. В те старые времена в Городе существовало много враждующих групп, особенно в таких живописных районах.

Огни не складывались в узоры, но сияли очень ярко. В музыке не угадывалось ни мелодии, ни аккордов, но она звучала громко и с ошеломляющей страстью. Актеры не пели, а кричали — истошно и яростно. Некоторые, корчась, падали на землю и замирали с пеной у рта.

Да, этакое надо видеть и слышать — по крайней мере, хоть раз в жизни. Уильям и Кэнди покинули площадь с ощущением, что уши у них кровоточат, а глаза покрылись ржавчиной. Они отправились на Девятнадцатую улицу, где шел фестиваль «Всякая всячина».

Уже стемнело, насколько это возможно в Городе, но фестивальная площадка была хорошо освещена. Какие-то люди окружили Уильяма и Кэнди и устроили им «свадьбу», водрузив на головы венцы из бумаги.

Потом их ждал «романтический ужин с вином» (еще одно древнее крылатое выражение). На самом деле, им налили недурной коньяк из рыбной сыворотки, и подали мясо из водорослей, смешанное с мелко порубленной плотью из измельчительного комбината.

Рядом с фестивальной площадкой находился «Подушечный Дворец» и молодые люди вошли туда, мягко ступая по подушкам. Каждый вечер в этой части Девятнадцатой улицы толпился народ, кочуя между Дворцом и фестивалем. Большинство посетителей вели себя дружелюбно, несмотря на остекленевшие глаза и широкие влажные улыбки.

2

Это просто, хоть и грубо: хорошо быть членом клуба!

Остальным — чего попроще: здесь планктону каждый рад.

Дай им хлеба, дай им зрелищ, дай гиганта-лесоруба,

Пусть простейшие резвятся — а потом на комбинат.

Баллада Двадцатой улицы