И великая река затихла. День-Огонь просвистела мелодию. И река снова зашумела, точно повторяя мотив. Эту великую реку называли Тополиный Поток.
Генри Барабан сопроводил мелодию своим ритмом. Потом хлынул дождь. Все танцевали танец дождя и насквозь промокли. Потом вышло солнце, и все танцевали танец солнца, пока оно не высушило их одежду и не опалило кожу. Тогда они начали танцевать танец облаков. Пришла антилопа, принесла себя в жертву и подарила им пир. Они сплясали танец антилопы. Станцевали танец ямы, танец огня, танец змеи и танец пепла — пепел орешника по вкусу сочетается с жареной антилопой гораздо лучше, чем простая соль. Отплясали танец еды. Потом (спустя некоторое время) танец землетрясения. Потом танец грома и танец горы.
Довольно жутко, подойдя к подножию горы, увидеть огромный просвет между нею и землей! Камни и осколки скал, летящие вниз, поубивали кучу народа. А с вершины рухнуло переломанное, окровавленное и обезглавленное тело.
Хелен Хайтауэр — то есть, конечно же, живописная День-Огонь — завопила:
— Голова! Голова! Голову забыли!
Послышалось грозное грохотание, гора раздраженно содрогнулась, и через секунду вниз упала окровавленная голова. Она разбилась о землю, как тыква.
— Так часто бывает, — сказала День-Огонь. — Забывают сбросить голову, так что приходится напоминать.
Падение обезглавленного тела и головы говорило о том, что на горе стало на одного пророка или одного воина меньше. А значит, у кого-то из людей появилась возможность занять его место и обрести славную смерть.
Несколько мужчин попытались подняться наверх разными способами. Сооружали башни из камней, чтобы забраться по ним, подпрыгивали высоко в воздух, стараясь ухватиться за свисающие с подножия горы корни, бросали копья с привязанными к ним лианами, в надежде, что они закрепятся в основании горы. Все это они проделывали в солнечный день, и все краски вокруг были такие яркие, что больно смотреть. Многие мужчины попадали вниз, не достигнув цели, но одному все-таки удалось взобраться наверх. Всегда найдется тот, кто способен подняться, чтобы бороться, если для него есть местечко.
И тот, кто поднялся, был… нет, нет, еще рано произносить его имя!
Странная все-таки эта история. Все идет не так, как должно быть.
2
Что, чертежник, чертишь снова?
Дни собаки, дни соломы.
3
Indian summer (индейское лето, бабье лето). Период теплой и мягкой погоды поздней осенью или ранней весной.
Таково определение, которое дает Webster's Collegiate. Впрочем, в «Вебстере» вряд ли способны признать, что не знают значения того или иного слова или фразы. А это как раз такой случай.
Есть периоды, дни, часы, минуты, о которых не могут помнить все. Они попросту не учитываются в совокупности проходящего времени. Лишь с помощью самых изощренных методов можно обнаружить эти временные интервалы.
Кроме четырех всем известных в году есть дополнительные сезоны. Никто не знает, куда их вписать, для них попросту нет места; и никто не помнит осознанно, что проживал этот сезон, что был в нем. Тем не менее, у таких сезонов есть имена, избежавшие забвения. Имя одного из них — бабье лето. Или индейское лето.
(«Почему у индейцев не может быть своего собственного лета в летний сезон, как у всех нас?» — вопрошает высокий голос, в котором звучат нотки раздражения. Никаких повышенных тонов — это просто высокий голос.)
Впрочем, отставим лирическое отступление. Вернемся к этой теме позже.
Кристофер Фокс шел по улице города. Вокруг — тишь да гладь. Впрочем, было что-то неправильное в этом общем благолепии.
Мир, очищенный, отмытый и натертый до блеска. Чисто выбритый, аккуратно постриженный и причесанный. Гладкий и сладкий. Ага, возможно, неправильность заключалась в последней характеристике, если только в совершенстве может быть что-то неправильное. Все звуки и цвета приглушенные (признанные наилучшими для здоровья нервной системы). На мгновение Кристоферу захотелось увидеть кричащий цвет, услышать оглушающий звук. Но он тут же подавил это желание. В конце концов, он женат на Хелен Хайтауэр, а ее частенько критикуют за экзальтированность и чрезмерную яркость.