Лучшие романы

– Понятно… Наши массы – это слово осталось еще с ваших дней. Вы знаете, конечно, что у нас по-прежнему имеются массы. Они считают вас законным правителем. Так в ваши дни большинство людей признавало королевскую власть. Массы во всем мире недовольны правлением ваших опекунов. По большей части это старая свара низов с верхами, вызванная тяжелым трудом, строгой дисциплиной, нуждой. Но ваши опекуны правили скверно. В некоторых случаях, например, управлении Департаментом Труда, они поступали неблагоразумно. Они дали бесконечное число поводов для возмущения. Мы, наша народная партия, давно требовала реформ – когда наступит ваше пробуждение. И оно наступило! Если его подстроили, то более подходящего момента трудно найти. – Он улыбнулся. – В мыслях своих народ, невзирая на вашу долголетнюю летаргию, решился пробудить вас и воззвать к вам, и тут…

Он жестом обозначил внезапность события, и Грэм кивнул, показывая, что понял.

– Члены Совета промедлили – они ссорились. Они вечно ссорятся. Никак не могли решить, что с вами делать. Помните, как они изолировали вас?

– Я понимаю. Понимаю. А теперь – мы победили?

– Мы победили. Действительно, победили. Сегодня вечером, за какие-то пять часов. Ударили со всех сторон. Люди с ветродвигателей, Департамент Труда с миллионами людей порвал оковы. Мы заручились поддержкой аэронавтов.

– Так, – проговорил Грэм.

– Это, конечно, главное – иначе они могли бы улизнуть. Весь город поднялся, чуть ли не каждый третий был с нами! Все, кто в синем, все общественные службы, кроме немногих аэронавтов, и почти половина красной полиции. Вам удалось бежать, а их дорожная полиция была обезоружена или уничтожена – в здании Совета собралось меньше половины полицейских. Теперь весь Лондон наш. У них только здание Совета. Половина той красной полиции, что была с ними, погибла в дурацкой попытке снова вас захватить. Потеряв вас, они потеряли голову. Бросили все свои силы к театру. Мы отрезали их от здания Совета. Эта ночь была поистине ночью победы. Ваша звезда воссияла повсюду. Еще вчера Белый Совет правил, как раньше, как правил гросс лет, полтора века, и вдруг – прошел шепоток, появилось припрятанное оружие – и все!

– Я почти ничего не знаю, – сказал Грэм. – Хотелось бы… Не очень представляю себе ход сражения. Если можно, объясните. Где Совет? И где идет бой?

Острог прошагал через комнату, чем-то щелкнул, и вдруг все, кроме овального диска, погрузилось во тьму. Грэм на мгновение растерялся. Затем увидел, что серый матовый диск обретает глубину и цвет и превращается в овальное окно, из которого виден странный незнакомый пейзаж.

При первом взгляде Грэм не мог даже предположить, что он видит. Картина была освещена дневным светом – зимний день, серый и прозрачный. Поперек нее, между зрителем и задним планом, вертикально проходил толстый трос из витой белой проволоки. Ряды огромных ветряных колес, размещенных с широкими промежутками, черные провалы, зияющие то тут, то там, – все это было очень похоже на пейзаж, который он видел во время бегства из здания Совета. Он заметил шеренгу фигурок в красном, марширующих между рядами людей, одетых в черное, и без объяснений Острога понял, что смотрит на верхнюю поверхность нового Лондона. Снег, выпавший ночью, уже сошел. Грэм решил, что это зеркало – современный вариант камеры-обскуры. Удивительно, что шеренга красных фигурок маршировала слева направо, но исчезали они слева. Потом стало понятно, что весь пейзаж медленно перемещается, проходя через овал.

– Сейчас увидите бой, – сказал Острог. – Эти парни в красном – пленные. Перед вами крыша Лондона, ведь сейчас почти все дома составляют единое целое. Улицы и площади – все теперь под одной кровлей. Провалы и расселины, свойственные вашему времени, исчезли.

Что-то расплывчатое закрыло половину картины. По форме – вроде бы человек. Блеснул металл, сверкнула вспышка, что-то скользнуло через овал, подобно тому, как веко скользит по глазу птицы, и изображение снова очистилось. Теперь Грэм увидел среди ветряков людей, бегущих с оружием, над которым вились легкие дымки. Они все гуще собирались справа, жестикулировали, возможно, что-то кричали, но картина была немой. И люди, и ветряки медленно и неуклонно плыли через поле зеркала.

– А теперь, – сказал Острог, – очередь здания Совета. – И в поле зрения стало медленно вползать что-то черное.

Вскоре оказалось, что это – пустота, огромная дыра среди склеенных друг с другом построек; оттуда к бледному зимнему небу поднимались тонкие спирали дыма. Мрачная груда развалин с мощными срезанными столбами и фермами зловеще выступала из чернеющей пустоты. Среди руин роскошного строения копошились, лазали, карабкались бесчисленные маленькие фигурки.

– Здание Совета, их последний оплот, – сказал Острог. – Болваны, потратили столько боеприпасов, чтобы взорвать все вокруг и остановить нашу атаку!.. Хватило бы на месяц обороны. Вы слышали взрыв? В городе вылетела половина стекол.