Лучший друг

— Коля, а чего ты не пошёл с этим мальчиком, ты же собирался гулять? — осторожно спрашивала обеспокоенная мать, начиная зондировать почву на предмет друзей-наркоманов.

— Да ничо, просто, — отговаривался Коля, убегая в туалет, чтобы там переждать мамин интерес.

Поэтому делиться своими сокровенными детскими мыслями и обсуждать с кем-нибудь, кто он такой и почему всё именно «такое», Андрею было не с кем.

* * *

Однажды Андрей, сидя на крыльце подъезда и ожидая появления какой-нибудь компании ребят, чтобы привязаться к ним и начать портить прогулку, обратил внимание на женщину из соседнего дома. Она с озабоченным видом в тапочках и плаще несколько раз прошла через двор мимо него, кого-то ища.

— Что случилось? — крикнул он ей.

Женщина оглянулась по сторонам в поисках других взрослых, чтобы понять, как ей общаться с ребёнком. Взрослых не было, значит «этикет» можно было не соблюдать.

— Ты Карину не видел? — хмуро спросила она.

— Нет, хотите я с вами поищу?

Она опять оглянулась по сторонам — никого, значит реагировать можно как хочется, без социальных обрядов. Ничего не ответив, она резко отвернулась и пошла за дом, где начиналось болото и где был свален строительный мусор вроде металлических строительных каркасов и кусков обшивки зданий, собираясь там поискать свою дочь.

Андрей с любопытством поплёлся за ней, держась на расстоянии, слишком красноречивы были её хмурые брови и однозначное молчание. На девочку ему было наплевать, его интересовала сама женщина. Из-за своих переживаний она выглядела сейчас очень живой и увлекательной.

Она не была красивой. Андрей вообще не понимал ребят, когда они обсуждали, кто из девочек красивее.

Почему Алина, к примеру, считалась самой красивой, и все ребята говорили о ней с таким придыханием и беспрекословным признанием её достоинств? Она была туповатой отличницей, которую вытягивали учителя, наверное, потому, что хотели, чтобы у них была такая же дочка-красавица-принцесса-идиотка.

Если Алина чего-то не понимала и начинала откровенно тупить, когда вопрос учителя хоть немного сходил с заезженной колеи и требовалось пошевелить мозгами, а не просто как попугай повторять зазубренные ответы, Алина терялась и начинала плакать. Учительница просила её сесть на место и продолжала урок, периодически успокаивая её и поглаживая по плечу. Оценок за приступы умственной отсталости Алине, конечно же, никогда не ставили в журнал. Почему же при этом все считали её красивой — ему было непонятно.

Само понятие красоты было ему неясно, и он интуитивно связывал его для себя лично с чем-то интригующим и вдохновляющим, а не с тупицей, у которой был пустой взгляд, волосы безжизненного цвета и пластиковый, серо-жёлтый, как у кукол, цвет кожи.

Он шёл за этой, привлёкшей его внимание женщиной. Он хотел, чтобы она подольше не находила свою дочку и за ней можно бы было дольше понаблюдать. Последить за тем, как она мучается, и как на её лице мелькает то одна жуткая догадка, то другая.

Андрею даже показалось, что он слышит её мысли. Когда он «возбуждался», с ним часто начинало такое происходить: перед ним появлялись образы из мыслей людей, находящихся рядом. Не в виде информации, а просто какие-то картинки вспышками. В эти моменты люди своим поведением: своими жестами, позами или мимикой как будто рассказывали, о чем сейчас думают, или о том, что собираются сделать. Он не задумывался над тем, была ли это игра воображения или что-то ещё, а просто отдавался этому чувству и внимательно за всем наблюдал.

Он ощущал, как женщина перебирает в голове варианты исчезновения своей маленькой любимой дочки: «Бывший муж забрал… допился до чёртиков, приехал, затащил в машину… Пошла гулять рано утром… на улице никого не было… увёз к своим в деревню, там все алкоголики… Она сбежит… убежит в лес, потому что испугается их, они же как звери все страшные, пьют водку с утра и до вечера… испугается, убежит в лес, потеряется. Сидит сейчас, наверное, на заднем сиденье, а этот урод пьяный ей лапшу вешает, что они с мамой договорились, что он на выходные приедет за ней, а мама следом тоже скоро приедет, а она сначала побоится, а потом успокоится, она ведь доверчивая такая и любит папу… блять… да что же это такое, что же это такое… дура, дура, блять доверчивая…»

Андрей, идя за ней следом, косился на её нервное лицо и как будто считывал с него весь этот поток страха, запах страха. Словно чувствовал его каким-то невероятным нюхом, который в такие моменты обострялся у него многократно, а уже мозг расшифровывал запахи и переводил их в конкретные слова или даже сцены.

Ему нравились такие удачные прогулки. Увидеть, как кто-то мучается, при том, что ему даже не нужно ничего делать или как-то этому способствовать, — настоящая находка, подобные случаи он называл жемчужинами.

Неожиданно наткнуться на чужое страдание ему нравилось. И даже не наткнуться, как на дерево или стену, а найти его, выискать, как какое-то сокровище.

Он наслаждался моментом, цедил его.