Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все

У Пирс, которая уже провела почти пять лет, готовясь к «Парни не плачут», не было времени тусоваться: она в спешке дописывала сценарий. «Ким знала каждый момент, каждую подробность каждой сцены, – говорит Дено. – Можно было спросить – почему этот персонаж ведет себя так-то? – и она рассказывала всю суть, так что мне было понятно, что именно надо снимать». Неутомимость Пирс не всегда нравилась остальным членам группы. «Ким работала с напором, много требовала, и не все были этому рады, – говорит Вачон, приезжавшая на площадку. – Хочу сказать в ее защиту, что тогда среди режиссеров женщины были редки, и мне кажется, что некоторым ребятам не нравилось, что с ними так разговаривает женщина».

Пирс вспоминает об этом иначе: «По-моему, все наизнанку выворачивались, – говорит она. – Не знаю, может, было какое-то недовольство, но, блин, все работали на совесть». Как бы то ни было, Пирс безусловно была редким явлением – женщина в должности сценариста и режиссера, которой дали (едва) пригодный для работы бюджет и относительную самостоятельность. Да, в буме независимого кино восьмидесятых и начала девяностых поучаствовали и женщины-режиссеры – Сьюзен Зайделман, Лесли Харрис и Пенелопа Сфирис в их числе, – но и к концу века их нечасто можно было увидеть во главе команды. Успех «Секса, лжи и видео» и «Криминального чтива» породил волну мини-мейджоров и семизначные суммы на торгах за новые инди-хиты, но режиссеры, которые от этого выиграли, почти все были белыми мужчинами.

«Уверена, что для этих ребят 1999 год был охрененным, – говорит соавтор сценария и сорежиссер „Шугар Тауна“ Эллисон Андерс. – Но нам, женщинам, все еще не давали составить себе фильмографию. Я не замечала прогресса». (Той осенью в качестве реакции на это положение вещей Андерс организовала «Конференцию женщин-кинематографистов»: больше сотни актрис и представительниц других профессий в индустрии собрались в Санта-Барбаре весной 2000 года.)

Во время работы над «Парни не плачут» Пирс не чувствовала себя чужой в Голливуде. «Если бы вы тогда меня спросили, есть ли сексизм в этой индустрии, я бы сказала: нет, – говорит Пирс. – Посмотрите на меня: раз у меня получилось, значит, сексизма нет. Хуже ответа нельзя было придумать. Если одной женщине удалось, это не значит, что системной невозможности не существует».

Как бы ни относилась к Пирс съемочная группа на площадке «Парни не плачут», самой трудной для нее задачей было направлять актеров в эмоционально тяжелых сценах. Особенно сложная смена случилась через пару недель после начала работы: снимали эпизод, в котором Лоттер и Ниссен увозят Брэндона в безлюдное место, избивают и насилуют. В тот вечер на ферму неожиданно спустился туман, и атмосфера на площадке на съемках одного из самых душераздирающих моментов фильма стала еще более мрачной. «Я знала заранее, что мне придется многого потребовать от актеров», – говорит Пирс. Она имела в виду в том числе Секстона, который был в ужасе от жестокости сцены и пропал перед самым началом съемок. «У меня случилась истерика, целый час я проплакал, – говорит он. – Бедная Ким снимала первый фильм, и ей пришлось идти и утешать 18-летнего паренька». Пирс вспоминает это так: «Я сказала: сможешь удержать эти слезы внутри? В них твоя человечность. Но сможешь ли ты быть персонажем? Внутри он, может быть, тоже плакал, делая все это».

Секстон говорит, что и двадцать лет спустя у него от этой сцены по коже идут мурашки. «Я сказал себе: все, больше никогда. По-моему, еще год я вообще не снимался». Не только ему было тяжело справляться со съемками. Напряжение от работы над ролью Брэндона глубоко повлияло на Суэнк, которая проводила в образе до 18 часов в сутки, а в свободное время слушала аудиозаписи того, как Брэндон рассказывает полиции об изнасиловании. По воскресеньям, когда у актеров был выходной, «я красилась и пыталась быть Хилари, – рассказывала Суэнк. – Но все равно выглядела андрогином. Я уже думала, что никогда больше не стану собой».

К концу съемок она попросила мужа, актера Чада Лоу, приехать к ней в Техас. «Я сказала, что мне очень тяжело, – говорила Суэнк. – Мне нужно было как-то дистанцироваться от того факта, что все это действительно произошло с живым человеком». Но Пирс беспокоило, что в присутствии Лоу Суэнк выйдет из образа. «Я хотела, чтобы они проживали свои роли, – говорит она. – Не знаю, права ли я была, но я боялась, что она превратится обратно в гетеросексуальную женщину, живущую с мужчиной».

Лоу в итоге остался. Но этот конфликт был эмблемой тех споров, которые во время съемок то и дело вспыхивали между Пирс и Суэнк. «Они обе переживали за героя, и каждая считала его своим, – говорит Вачон. – Ким провела с Брэндоном несколько лет и знала его с головы до ног. А Хилари нужно было это прожить – она должна была стать Брэндоном. Так что они часто ссорились в таком духе: да он никогда бы! – да он бы то! – да он бы се!.. Из-за этого напряжения все то, что и так изматывало, изматывало еще больше».