— Да, — ответила уверено, — в дальних болотах за заброшенным старым лесом.
И ахнула, прикрыв рот рукой.
— Неужели …?
— Всё может быть, — тихо отозвался монах-дознаватель, — но пока давайте никому не будем говорить о наших подозрениях.
В этом донельзя запутанном и мрачном деле наконец-то стали проступать, пусть и очень расплывчато, черты преступления. Преступления изощрённого, глубоко продуманного и тщательно подготовленного. Теперь он не сомневался, как именно этот неизвестный пока некто собирался убить молодую графиню Гильдебранду. Девочке несказанно повезло, что она тревожно спала той ночью и пробудилась от лёгких, едва различимых звуков. Но ещё большим везением для неё было то, что она позаботилась о молоке на ночь, однако забыла его выпить. Это молоко сыграло роль чуда и спасло ей жизнь. А вернее всего будет сказать, что это Господь отвёл от неё беду в своей неизречённой милости, внушив ей и эту заботу, и эту тревогу.
Монах истово перекрестился и от всего сердца вознёс благодарственную молитву Господу за спасение молодой жизни ни в чём не повинной девушки.
Однако до раскрытия преступления оставалось ещё слишком далеко. И опасность может угрожать Гильдебранде с самой неожиданной стороны. Поэтому его долг раскрыть преступление как можно скорее, пока этот злоумышленный некто не сделал следующий ход.
4
В назначенное время все, кого назвал граф, собрались в его покоях. На охране перед дверями встал сам капитан замковой стражи. Гильдебранда пришла бледная и встревоженная, старая Глинит успела шепнуть ей, что она может услышать неприятные для себя вещи.
— Сядь здесь, рядом со мной, дочка, — сказал взволнованный не меньше неё отец. — Я решил, что будет лучше, если ты узнаешь все семейные тайны. Ты уже взрослая, и никто не знает, что ждёт впереди нас всех.
Потом граф повернулся лицом к брату Бенеду и начал свой рассказ.
— Я был младшим, четвёртым сыном графа Тургау во владениях пфальцграфа Бурхарда и не имел никаких определённых видов на будущее. Не удивительно, что меня чрезвычайно порадовало предложение графа Альгенгерда стать его зятем. Даже если бы его дочь оказалась кривой и косой, я всё равно постарался бы быть ей хорошим мужем — ради такой-то перспективы! Но моя Ренегинда была очень милой, покладистой и даже робкой девушкой и стала мне замечательной женой.
Сам граф Арнульф был человеком воинственным и решительным. Ему пришлось немало повоевать на своём веку, и это наложило отпечаток на его характер. Но к дочери граф относился хорошо, и никогда не был груб с ней. Хотя свою супругу, старую графиню, не желал даже видеть, и она жила затворницей на верхнем этаже замка. Я же хорошо ладил со своим тестем, и мы были вполне довольны друг другом. Только долго эта идиллия не продлилась.
Не прошло и полугода после нашей с Ренегиндой свадьбы, как старый граф исчез. Просто исчез, не оставив никаких следов и даже намёка на то, куда бы он мог отправиться. Его конь и всё военное снаряжение были на месте, но главное, никуда не делись его воины, и даже капитан его стражи не мог сказать ничего определённого, он только растерянно разводил руками, как и управитель замка.
Старый Дрейхон согласно закивал головой. Да, именно так всё и было.
Граф перевёл дух и продолжил своё весьма необычное повествование.
— Пару недель мы настойчиво искали графа или хотя бы его тело, если с ним случилось несчастье. Но никаких, абсолютно никаких следов мы не нашли. Тогда пришлось сообщить о происшествии властям. Я понимал, что предстоящее расследование грозит мне тяжёлыми последствиями — я был самой подходящей кандидатурой на роль злодея, желавшего завладеть графством. К тому же, как мне стало известно, всемогущий Бурхард стал моим лютым врагом, поскольку, оказывается, имел намерение женить на Ренегинде своего племянника и со временем прибрать к рукам графство. Это означало, что мне грозит смертный приговор на герцогском суде.
Не знаю, каким чудом, но случилось так, что моё дело было передано в королевский суд. Сам король Людовик был тогда ещё слишком мал, а регентша, королева-мать Ода Франконская оказалась незлой женщиной, и, как видно, пожалела меня. Конечно, викарий, который вёл дело, попил из меня немало крови и основательно потрепал мне нервы. Но доказательств моей вины не было, и дело закрыли. Правда, королевским решением я должен был ждать ещё три года, прежде чем вступить в права графа. Но главным для меня было то, что удалось сохранить жизнь.