Идеи Толстого имели поклонников и последователей в Европе, Японии, Индии, но профессиональное философское сообщество в России их не приняло и обрушилось с резкой критикой на Льва Николаевича. Вдвойне странным кажется утверждение журналиста «Вестника Европы» о том, что на самом деле там публицистика Толстого расходилась огромными тиражами и была, по его свидетельству, «чуть ли не в три раза популярнее, чем в самой России»[80]
…В 1891 году Толстой отказывается от авторских прав на произведения, выпущенные после 1881 года. Любимая жена Софья, отношения с которой переживали разные времена, с трудом переносит эту новость: решение, принятое в одиночку (возможно, с настояния издателя и соратника Владимира Черткова!), посягает на благополучие их семьи, ведь они не смогут получать деньги с проданных экземпляров! Софья была не только женщиной и матерью 13 детей Толстого, во многом она была его правой рукой: вела дела имений, занималась продажей книг, переписывала тексты начисто по несколько раз, отдавала их в набор, обсуждала правки, чтобы обходить цензуру. Когда в 1891 году в России начался голод и Толстой собирал пожертвования, Софья писала обращения в газеты[81]
, помогала в организации благотворительных столовых и жертвовала деньги.Дневники Софьи Толстой красноречивы:
«Гению надо создать мирную, веселую, удобную обстановку, гения надо накормить, умыть, одеть, надо переписать его произведения бессчетное число раз, надо его любить, не дать поводов к ревности, чтоб он был спокоен, надо вскормить и воспитать бесчисленных детей, которых гений родит, но с которыми ему возиться и скучно и нет времени, так как ему надо общаться с Эпиктетами, Сократами, Буддами и т. п. и надо самому стремиться быть ими»[82]
.Вероятно, после сорока лет совместной жизни с гением она чувствовала себя порядком уставшей и слишком мирской для одухотворенного Толстого, большую часть энергии которого поглощали глобальные вопросы истории и революции, бедности и образования, смысла жизни и этики. Это не означает, что сама Софья была к ним безучастна.
Всю свою жизнь Лев Толстой необыкновенно деятелен и увлечен. Но обсуждать общественно-политические вопросы было недостаточно: сила слова недотягивает до силы поступка. После перелома во взглядах и жизнь Толстого переменилась. Особенный смысл писатель стал видеть в физическом труде, особенно в вспашке земли – самом простом, с его точки зрения, способе улучшить положение бывшего крестьянства. Толстой брал уроки сапожного мастерства, участвовал в благотворительности, которую сам же считал полумерой. Помимо Толстого-писателя, Толстого-публициста и философа, Толстого-землепашца, существовал Толстой-учитель. Вместе с этой стороной его многогранной личности возникли школа для крестьянских детей, азбука и уроки по собственному методу.
Время от времени семейная жизнь тяготила и Толстого, ведь, связанный семейными обязательствами, он все же не мог жить в точном соответствии со своим идеалом нравственной жизни. Чтобы приблизиться к идеалу, в дополнение к неуемной деятельности, писатель стал одеваться проще. Образ Толстого в широкой блузе с поясом приобрел такое символическое значение, что блузу прозвали «толстовкой»[83]
.С той же целью приблизиться к идеалу в пятидесятилетнем возрасте Толстой стал вегетарианцем и придерживался этого образа жизни вплоть до последних дней. Однако стремлению к простоте, отказу от излишеств все еще не соответствовала обширная собственность писателя. Просто отказаться от нее он, конечно же, не мог, и это очень его угнетало. Разрываясь между семьей и собственными идеалами, граф Толстой переписал имения на жену и детей еще в 1890-е годы.
Вопрос о правах на оставшееся литературное наследие долгое время оставался подвешенным в воздухе. В последнем завещании Толстой повторил свою волю: любой человек может безвозмездно издавать, ставить на сцене, перепечатывать любые рукописи и бумаги, а также письма и дневники. Во исполнение воли Толстого в завещании были указаны его дочери. В действительности завещаний было всего три, и в предыдущих писатель не хотел оставлять право собственности за своей семьей. Оказалось, что совсем никого не указывать было нельзя: в этом случае наследство было бы поделено по правилам наследования по закону.
Непреодолимые семейные разногласия отравляли жизнь Толстых. К концу жизни Лев Николаевич все чаще указывал своей жене на то, что она не разделяет его взглядов на собственность и религию. Софье было больно читать о сомнениях в богоугодности брака и о большем соответствии безбрачия духу христианства.
Домашние невольно были включены в семейные распри и вынуждены занимать ту или иную сторону. Далеко не все дети поддерживали Софью Толстую. Многие рабочие дела, включая переписывание рукописей, Толстой передал дочерям Марии и Александре, отчего Софья Андреевна чувствовала себя покинутой.