Читаем Лучший из миров: как философы предлагали устроить общество и государство полностью

В этой связи огромное количество горьких страниц Толстого посвящены судьбе крестьянства. В 1882 году для участия в проведении переписи населения писатель посетил московские ночлежки, состояние людей в которых было близко к гуманитарной катастрофе. Туда неизбежно стекалась часть крестьянства, бежавшая из деревни в город на заработки. Богатство одних и тяжкая нищета других – следствие системного процесса экономического угнетения, которое не было решено крестьянской реформой: «Я не мог без раздражения видеть ни своей, ни чужой гостиной, ни чисто барски накрытого стола, ни экипажа, сытого кучера и лошадей, ни магазинов, театров, собраний. Я не мог видеть рядом с этим голодных и униженных жителей Ляпинского дома[90]. И не мог отделаться от мысли, что эти две вещи связаны, что одно происходит от другого»[91]. Иными словами, богатства в стране распределялись несправедливо. Эта несправедливость не может быть упразднена политическими способами: Толстой уверен, что она не исчезнет до тех пор, пока между людьми существуют отношения власти.

Предугадывая дальнейшие рассуждения Толстого, мы уже ждем вывод, который он сделает: отношения властных и подвластных должны быть уничтожены, и государство вместе с ними. Остается один ключевой вопрос. Если государство невыгодно большинству, почему оно не только продолжает существовать, почему даже мысль о возможности безгосударственной жизни воспринимается как глупость? Допустим, государство, как обрисовывает его Толстой, действительно суеверие, и оно невыгодно людям.

От суеверия государства сложно отказаться, потому что все вокруг только о нем и говорят. Учение о необходимости государства распространяется по каналам образования в гимназиях и университетах. Толстой призывает не ходить в эти «развращающие заведения».

Неужели люди настолько слепы, что находятся в плену коллективной иллюзии, внушенной им в процессе социализации? Как они могут не замечать несправедливостей, которым подвергаются? Или все же замечают, но закрывают на них глаза от безысходности? Некоторым от функционирования государства что-то перепадает, а именно представителям тех профессий, на которых Толстой обрушивает свой гнев в предыдущей главе. Главными бенефициарами являются торговцы и собственники земли (их деятельность подпитывает экономическое угнетение) и многообразные госслужащие, их семьи. Однако этот список можно продолжить.

Государство продолжает существовать не потому, что это идеальная форма человеческого общежития. Тонкие сети связывают прямых выгодоприобретателей государственного строя с их окружением. Ту же схему взаимоотношений рисует Ла Боэси[92] в «Рассуждении о добровольном рабстве». Казалось бы, произволу тирана легко положить конец, объединившись против него; но тиран, его приближенные и их приспешники, и так далее вниз по социальной пирамиде, связаны взаимными выгодами и услугами. Стремясь получить больше здесь и сейчас, они лишают себя истинных, пусть и дальних, выгод. Для Ла Боэси, и для Толстого выход тут только один: «Примите решение не служить, и вы свободны!»[93].

Государство должно уступить безгосударственной организации общественной жизни, чтобы «закон насилия» (то есть государственная деятельность, сопровождающаяся принуждением и несправедливостями) сменился «законом любви», отсутствием насилия. Толстой приложил огромное количество усилий, чтобы это обосновать… и наотрез отказался детализировано представить образ нового мира своим последователям и читателям. Он пишет, что на смену придут христианские общины, но мало говорит об их устройстве. Отсутствие конкретики в отношении нового мира нельзя списать на непродуманность толстовской философии. Напротив, с точки зрения цельности взглядов Толстого, это выглядит последовательно.

Лев Толстой обосновывает необходимость следования моральному закону – закону ненасилия. При этом всюду видит только проявления насилия: в общественной жизни, в политике, в экономике, в образовании. В надежде найти сферу, которая не была бы им запятнана, он обращается к этике, и для всех типов взаимодействий людей выбирает мерилом именно моральный закон. Поэтому люди будут объединяться в коммуны не по политическим взглядам, а благодаря этическим устремлениям.

Исполнение морального закона ненасилия в философии Толстого включает базовый и продвинутый уровень (с базовым мы познакомились в третьей части). На продвинутом уровне Толстой предлагает приблизиться к идеалу Христа, стараться заглушить в себе личные симпатии и антипатии, помогать ближнему, не делая различий. В этот уровень включены и практики, направленные на тело: ручной труд для всех (предпочтительно на земле), вегетарианство и опрощение[94].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Грамматика порядка
Грамматика порядка

Книга социолога Александра Бикбова – это результат многолетнего изучения автором российского и советского общества, а также фундаментальное введение в историческую социологию понятий. Анализ масштабных социальных изменений соединяется здесь с детальным исследованием связей между понятиями из публичного словаря разных периодов. Автор проясняет устройство российского общества последних 20 лет, социальные взаимодействия и борьбу, которые разворачиваются вокруг понятий «средний класс», «демократия», «российская наука», «русская нация». Читатель также получает возможность ознакомиться с революционным научным подходом к изучению советского периода, воссоздающим неочевидные обстоятельства социальной и политической истории понятий «научно-технический прогресс», «всесторонне развитая личность», «социалистический гуманизм», «социальная проблема». Редкое в российских исследованиях внимание уделено роли академической экспертизы в придании смысла политическому режиму.Исследование охватывает время от эпохи общественного подъема последней трети XIX в. до митингов протеста, начавшихся в 2011 г. Раскрытие сходств и различий в российской и европейской (прежде всего французской) социальной истории придает исследованию особую иллюстративность и глубину. Книгу отличают теоретическая новизна, нетривиальные исследовательские приемы, ясность изложения и блестящая систематизация автором обширного фактического материала. Она встретит несомненный интерес у социологов и историков России и СССР, социальных лингвистов, философов, студентов и аспирантов, изучающих российское общество, а также у широкого круга образованных и критически мыслящих читателей.

Александр Тахирович Бикбов

Обществознание, социология