Вообще-то, он помог мне устроиться сюда, чтобы я могла получить оплачиваемую работу и была ближе к практике. — Она затянула ленту вокруг своего хвоста, и стало видно родимое пятно в виде полумесяца на ее шее. — И он пытается запланировать полевые работы на те дни, когда я буду рядом, чтобы следить за ним.
Так я и получаю классный опыт — от лечения небольших ран до экстренной помощи в хирургии.
— Значит, вот как ты проводишь выходные на ранчо?
— Большинство из них. Иногда я иду на какое-то время добровольцем к животному. У Макаллана достаточно работы, чтобы удержать меня занятой, а мне это поможет набраться опыта в общении с животными.
— Это амбициозно. — Он получил степень магистра в сжатые сроки, ему не нужно было беспокоиться о стоимости диплома. — А у тебя получится сосредоточиться на учебе, если ты поступишь?
— Когда я поступлю, — тут же поправила она, прикусила губу и посмотрела смущенно. — Позитивное мышление об этом — моя привычка.
Он усмехнулся.
— Все нормально. Повезло тебе.
— Отвечаю на твой вопрос. Я не думаю, что смогу справиться с нагрузкой курса и работать полный день, так что мне определенно придется сократить часы.
Он расспрашивал ее о животных, с которыми ей нравится работать, — собаках и лошадях. С ними возникают самые большие проблемы. Кошки могут капризничать. Однажды у ветеринара на выздоровлении был страус. И вот птицы казались ей ужасными.
Ксандеру бросилась в глаза ее скрытность в отношении семьи и друзей. Она была готова сколько угодно обсуждать животных и свои мечты. Может, причина кроется в ее необычном воспитании или в том, что она ушла из дому в восемнадцать лет и даже не оглянулась. Он не настаивал. Однако интересно, не тяжело ли ей жить вот так, без семьи?
Он обдумывал это, пока она пятый раз за последние полчаса вставала проверить Чертополоха. — О! — тихо позвала она, и ее зеленые глаза заблестели. — Ксандер, пора. Я вижу копыта.
Он вскочил, проклиная себя за то, что перестал обращать внимание на кобылу. Чертополох лежала и казалась такой спокойной, какой только может быть мать первый раз во время сильных схваток. Она была взволнована и вспотела, но не выглядела таковой. Кобыла тужилась изо всех сил. — Мы будем следить за ней в течение следующего получаса. — Он не станет вмешиваться, если только Чертополох не перестанет действовать.
Лошадь заржала и вскинула голову, ткнувшись носом в бок. Следующая схватка разорвала пузырь, и Фрэнки принесла свежую солому.
Ксандер не сводил глаз с Чертополоха. Через полчаса появился совершенно черный жеребенок.
Этот приятный момент хотелось разделить с Фрэнки, да они и работали в тандеме, очищали стойло и дали новоявленной матери прийти в себя. Как только Чертополох поднялась на ноги, они вышли из кабинки, по очереди умываясь в раковине.
Потом, наконец, у них появилось время понаблюдать за жеребенком.
— Она такая красивая! — воскликнула Фрэнки, возвращаясь к решетке стойла, ее голос был полон благоговения. Она потянулась к его руке, сжала ее, словно желая разделить с ним свою радость и волнение. — Разве она не самая драгоценная вещь?
Ее прикосновение напомнило ему, какой удивительной была их совместная ночь. Как же ему хотелось снова быть с ней. Он обнял ее за талию, прижимая к себе, и они принялись наблюдать за попытками жеребенка встать.
— Она, несомненно, красавица. — Его взгляд скользнул к профилю Фрэнки. Она стояла рядом и смотрела, как жеребенок перебирает дрожащими ногами. — Давай дадим им немного места.
Ее темные волосы были собраны в конский хвост, конец которого перекинут через голое плечо. На ней была черная майка с надписями «Сохраняй спокойствие» и «Пастушка».
— Конечно. — Она кивнула и с затуманенными глазами повернулась к нему. — Мы не знаем, отвергнет ли она своего ребенка.
Что-то в том, как она это произнесла — намек на иронию, — дало ему понять, что она думает о чем-то другом.
О своих родителях?
В тот вечер, когда он привез ее домой с родео, она сказала ему, что приемная семья нашла ее брошенной на дороге за пределами Ларедо.
— Такое случается очень редко. — Ксандер потрепал ее по плечу.
Теперь, убедившись, что все в безопасности, он выключил прожектор в родильном отделении. Тем не менее они видели животных в свете тусклого фонаря.
— Может быть, среди лошадей. — Она плюхнулась в складное парусиновое кресло, скрестив одну ногу, обтянутую джинсами, с другой. — Люди — это совсем другая история.
— А есть основания полагать, что твои биологические родители бросили тебя? — мягко спросил он.
— Нет. Равно как и нет никаких оснований полагать, что я им нужна. — Она повела плечом, как бы отмахиваясь от него, и жест выглядел таким же болезненным, как и ее слова. — Кто позволяет своему двухлетнему ребенку бродить по улицам?
Он понял, к чему она клонит. Провел большим пальцем по ее пальцам, желая смягчить боль, которую она чувствовала.
— Я же говорил тебе, что мою сестру Майю удочерили, и я действительно думаю, что мой отец ни разу не обмолвился ни ей, ни кому-либо из нас, как она попала в нашу семью. По его мнению, он таким образом защищал ее в своей семье.