Из-за встречи с родней. Со всеми этими дядюшками, дряхлыми тетушками и троюродными кузенами. Со всеми этими людьми, которым не довелось разводиться. Которые смирились с судьбой. Которые повели себя иначе. Которые будут смотреть на нее со скрытым сочувствием или скрытым осуждением. Ну и все прочее, что бывает на свадьбах. Девственно-белый наряд, кантаты Баха, заученные наизусть клятвы в верности до гроба, благостные наставления кюре, руки жениха и невесты, сомкнутые на ноже для совместного разрезания свадебного торта, и «Прекрасный голубой Дунай», когда ноги уже гудят от усталости. Но главное — дети. Чужие дети.
Которые весь день будут носиться взапуски по лужайке, в перемазанных праздничных костюмчиках, раскрасневшись от допитого тайком вина из чужих бокалов и жалобно умоляя не отправлять их засветло в постель.
Дети служат оправданием семейных сборищ и утешают нас в этой тяжкой повинности.
На них всегда приятнее всего смотреть. Они первыми выбегают на танцплощадку, они единственные, кто осмеливается заявить, что свадебный торт — гадость. Они влюбляются по уши впервые в жизни и засыпают в изнеможении прямо на коленях у матерей. Пьер должен был выступать дружкой жениха; он заранее удостоверился, что его кибер-меч красиво смотрится под широким сборчатым поясом, и уже прикидывал, не утаить ли ему несколько монет от церковного сбора. Но Лола перепутала даты, назначенные судьей: оказалось, что именно этот уик-энд дети должны провести с отцом. И значит, прощай, корзиночка для сбора денег, прощай, рисовая баталия на паперти! Ей советовали позвонить Тьерри, чтобы обменяться уик-эндами. Она даже не ответила.
И все же она едет с нами! А еще нас ждет Венсан! Мы сядем вчетвером за отдельный столик где-нибудь подальше и, распивая вино, украденное с «большого» стола под тентом, будем сплетничать по поводу шляпы тетушки Соланж, бедер невесты и нелепых повадок жениха — нашего кузена Юбера в высоченном, взятом напрокат цилиндре, прочно сидящем на его оттопыренных ушах. (Его мать даже слышать не хотела о косметической операции: это, мол, Господне творение, и исправлять его негоже!) (Как вам это нравится — ну просто античная героиня!)
Итак, наш клан воссоединялся. Жизнь вчетвером снова вступала в свои права.
Трубите, звонкие рога! Кукуйте, вещие кукушки! Это мы, гасконские гвардейцы, карбонские гвардейцы, кастель-еще-какие-то гвардейцы, едем на свадьбу![29]
— Ты зачем сюда свернул?
— Нужно заехать за Лолой, — ответил Симон.
Его дражайшая половина аж поперхнулась:
— Это еще куда?
— На вокзал Шатору.
— Ты шутишь?
— Вовсе нет. Она там будет через сорок минут.
— А почему ты мне раньше не сказал?
— Забыл. Она только что звонила.
— Когда это «только что»?
— Когда мы были на стоянке.
— Я ничего не слышала.
— Ты была в туалете.
— Ну ясно…
— Что тебе ясно?
— Ничего.
Но ее сжатые губы говорили обратное.
— А что, есть проблемы? — удивился мой брат.
— Нет. Нет проблем. Нет никаких проблем. Только в следующий раз советую поставить на крышу машины «зеленый огонек»: пусть все видят, что это такси.
Симон не ответил. Но его пальцы так стиснули руль, что суставы побелели.
Карина оставила Лео и Алису у матери, чтобы — дальше цитирую: двоеточие, кавычки,
Атмосфера накалялась, ох, как она накалялась!
— И что же вы… собираетесь ночевать в одном гостиничном номере с нами?
— Нет-нет, — ответила я, замотав головой, — не беспокойся, конечно нет!
— Значит, вы для себя что-то забронировали?
— Э-э-э… нет…
— Ну разумеется… Заметь, я так сразу и подумала.
— Да это не проблема! Переночуем где-нибудь! Например, у тетушки Поль!
— У тетушки Поль нет лишней кровати. Она как раз сказала мне это позавчера по телефону.
— Ну значит, вообще не будем спать, вот и все!
В ответ она прошипела что-то вроде «нуивспитаньце», терзая бахрому своей пашмины.
Я так и не поняла, что она имеет в виду.
Нам не повезло: поезд опоздал на десять минут, и, когда пассажиры наконец вышли на перрон, Лолы среди них не было.
Мы с Симоном «прижали уши».
— Вы уверены, что не спутали Шатору с Шатоденом? — проскрежетала наша железная леди.
И вдруг, надо же… Да вот она!.. В самом конце перрона. Она ехала в заднем вагоне — наверное, вскочила на подножку в последний момент, — но слава богу, она здесь и идет к нам, грациозно покачивая бедрами и приветственно размахивая руками.
Верная самой себе и именно такая, какой я ожидала ее увидеть. С улыбкой на губах, в мягких «балетках», белой блузке и старых джинсах.
А еще она была в бесподобной шляпе! С огромными мягкими полями и широкой черной атласной каймой.
Она расцеловала меня со словами: какая ты красивая сегодня, подстриглась, что ли? Обняла Симона, погладив его по спине, и сняла свою обалденную шляпу, чтобы не помять Каринины кудельки.