Луис Мариано, или Глоток свободы

Лоле пришлось ехать в вагоне для велосипедов — лишь там нашлось место для ее шикарного головного убора, и она спросила, готовы ли мы потратить на нее еще минутку: ей хотелось зайти в привокзальный буфет и купить себе сэндвич. Карина выразительно посмотрела на часы, а я воспользовалась этой паузой, чтобы выбрать в киоске журнальчик про кинозвезд и прочий бомонд.

Туалетное чтиво. Наша постыдная слабость к гламуру…

Мы уселись в машину, и Лола спросила Карину, не может ли она подержать ее шляпу у себя на коленях. «Ну разумеется, — ответила та с кислой улыбочкой, — о чем речь!»

Моя сестра вопросительно глянула на меня, словно желая спросить: что-то уже случилось? И я воздела глаза к небу, безмолвно ответив: все как обычно.

Она улыбнулась и спросила Симона, есть ли в машине музыка.

Карина ответила, что у нее болит голова.

Я тоже улыбнулась.

Потом Лола спросила, нет ли у кого-нибудь лака — она хотела накрасить ногти на ногах. Спросила раз, спросила два, не получила ответа. Наконец наша обожаемая «мадам аптекарь» протянула ей красный флакончик.

— Только смотри не запачкай сиденье, слышишь?

Затем мы стали болтать всякие глупости, ну, знаете, как болтают сестры. Эту сцену я опущу. Потому что в наших разговорах сплошные намеки, недомолвки, хиханьки и хаханьки. В общем, это нужно слышать, иначе и пересказывать бесполезно.

Такое могут понять только родные сестры.

И вот мы оказались в сельском захолустье. Карина с картой в руках изрядно допекла Симона, и в какой-то момент он не выдержал:

— А ну-ка отдай эту чертову карту Гаранс! Она единственный человек в нашей дурацкой семейке, который способен ориентироваться на местности!

Мы, сидевшие сзади, нахмурились и переглянулись. Два грубых слова и восклицательный знак в конце… Кажется, дело дрянь.

Немного не доехав до резиденции тетушки Поль, Симон высадил нас на узенькой тропинке, заросшей кустами ежевики. Мы было кинулись к ним, вспоминая с дрожью в голосе наш сад в Виллье, и тогда Карина, не пожелавшая тронуться с места, напомнила нам, что на ягоды мочатся лисы.

Ну мочатся и мочатся, наплевать!..

Ошибка…

— Я так и знала! Слово «эхинококкоз» вам, конечно же, ничего не говорит. Через мочу передаются личинки паразитов и…

Я, конечно, виновата, очень виновата, но тут уж я не смогла сдержаться:

— Да ерунда все это! Бред собачий, вот что! Лисы бегают по всей округе и могут мочиться где угодно! На дорожках! На пригорках! Под любым деревом, на любом близлежащем поле; за каким чертом они будут писать именно на ежевику?! Именно на эту вот, на нашу ежевику?! Что ты несешь? У меня просто уши вянут тебя слушать… легче повеситься, ей-богу! Такие, как ты, вечно портят всем удовольствие…

Да простятся мне эти слова. Это моя вина. Мой грех. Mea culpa[30]. А ведь я дала себе твердый зарок — сдерживать эмоции. Оставаться спокойной и бесконечно невозмутимой, в духе дзен. Еще сегодня утром, глядя в зеркало, я предупредила себя, погрозив пальцем: «Гаранс, не пререкайся с Кариной, слышишь? Хоть раз в жизни промолчи и не строй кислую физиономию[31], когда она разглагольствует!» Но тут я не стерпела. В чем и раскаиваюсь. Приношу свои нижайшие извинения. Она отравила нам радость от ежевики и часть воспоминаний о детстве. Она безумно меня раздражает. Я не могу ее выносить. Еще одно такое замечание, и я запихну ей в глотку Лолино сомбреро.

Видимо, Карина почувствовала эту угрозу, так как она захлопнула дверцу и завела машину. Чтобы работал кондишн.

Вот и это тоже меня раздражает — люди, которые запускают двигатель не для того, чтобы ехать, а чтобы ноги греть или голову охлаждать, ну да ладно, черт с ними. О перегреве планеты мы поговорим в другой раз. Она закрылась от нас в машине, и это уже хорошо. Настроимся на позитив.

Пока мы переодевались, Симон прогуливался неподалеку, разминая ноги. Итак, о нарядах: я купила себе великолепное сари в пассаже Brady, рядом с моим домом. Из ткани бирюзового цвета, расшитой золотой нитью и украшенной жемчужинами и крошечными бубенчиками. Комплект состоял из узенького лифа с низкой проймой, длинной прямой очень узкой юбки с разрезом почти доверху и широченного шарфа, позволявшего прикрыть все это великолепие.

Словом, шик-блеск!

И вдобавок еще серьги со звенящими подвесками, все амулеты Раджастана на шее, десять браслетов на правой руке и почти вдвое больше на левой.

— Тебе очень идет! — постановила Лола. — Просто невероятно! Только ты можешь себе это позволить — еще бы, с таким чудным животиком, плоским, подтянутым…

— Конечно, — отозвалась я, радостно поглаживая означенное место, — попробовала бы ты каждый день подниматься на седьмой этаж без лифта.

— Увы, две беременности не шутка, у меня теперь и пупка-то не разглядишь — утонул в жире… Смотри обязательно принимай меры после родов! Каждый день втирай укрепляющие кремы и…

Я пожала плечами. Мое скудное воображение не позволяло мне заглядывать так далеко в будущее.

— Застегни меня, пожалуйста! — прощебетала она, повернувшись ко мне спиной.