Лукьяненко

— Так вот оно что! Молодцы! А я вас всех знаю, и очень даже хорошо. Если к вечеру дорожка не будет уложена на место, то плохо будет, и не так вам, как отцам вашим. А они, я думаю, спросят, чем вы здесь занимались. — Сказав это, он повернулся и ушел.

Давно растворилась в мареве высокая плотная фигура Бирюкова, а все еще никто из ошарашенных казачат не мог прийти в себя. Опомнились — и давай таскать пригоршнями пыль и старательно засыпать щели между вновь уложенными плитками.

Усердствовал в наведении порядка атаман, считал своим долгом вникать во все мелочи станичной жизни.

Нравится фельдфебелю пробраться в холодную осеннюю слякоть к хлебозапасным магазинам, неслышно подкравшись, застигнуть дремлющих казаков охраны врасплох и, заорав на них во всю глотку, начать хлестать плетью по чем попало.

Или, прознав, что на хуторах стали подваривать самогон из кишмиша, самолично проехать туда, а уже в виду куреней растянуться на линейке, притворившись пьяным, повелеть кучеру неслышно подъезжать, поравнявшись же со строением, вскочить и бежать в сарайчики и хатки, опрокидывая на ходу чашки, чугунки и макитры, куда могли бы схоронить наготовленное зелье.

Глава вторая

СВАДЬБА

Война с германцем круто изменила станичную жизнь, казавшуюся до того безмятежной. С каждым новым призывом, новыми проводами на фронт пустели хаты.

Загадывал Пантелеймон Тимофеевич большую думку. На хлеб надеялся в том году как никогда, и было тому причин немало. Петра надо снаряжать, да в гвардию, известно, абы в чем не отправишь. Такие сборы все вытрясут, к тому же за двоих младших в реальное вносить плату потребуется. Как на грех, хлеб неважный в том году вышел. Кубань с троицы разлилась, затопила Красный лес так, что деревья на аршин стояли в воде. Потом на паи она хлынула. Весь месяц нивы залитыми стояли. Так что хлеб собирали только там, куда вода не смогла подняться, или с тех мест, откуда она быстро сошла, с тех, что повыше были. Приезжали из города чиновники, определяли убыток, что нанесла «троецька вода», да что толку? Помочь, так никому и не помогли…

А тут Петра женить пора подошла. Казак из него будет гарный, всем на загляденье. И ростом и лицом хоть куда — чернобровый, кровь с молоком, телом крепкий, засмотришься на него поневоле, особенно когда на коня сядет. Думал о нем отец, немало передумал. Меньшие пусть доучиваются, а Петра женить надо. Да он как будто и нашел себе кого-то, но пока не говорит. Упрямый, сам ни за что не скажет. Догадывался, конечно, отец, где допоздна стал пропадать Петро, да разве вытянешь из него? Ни слова. Была б мать жива, той бы он все сказал, открылся, а с этой они что-то не ладят. Не особенно.

Дело к покрову шло. Как-то утром, еще серело, Петро выпускал барашков из базка, а отец остругивал топором новый кол из акации, чтоб на время подпереть поломанный плетень. Случился между ними такой нескладный разговор:

— Что это ты, Петро, разгулялся две ночи подряд? — поинтересовался Пантелеймон Тимофеевич. — Ты что, нашел себе кого, так скажи. Женить, может, тебя, так женим. Невесту мы тебе подберем хоть куда. Сватов засылать будем.

— А я и без вас подобрал. Можете засылать, — ответил сын.

— И чья ж она такая? Не Пашка? То-то я и подмечаю, как она в землю смотрит, когда здоровается.

— Она, — ответил Петр, и щеки его и без того здорового цвета покрылись румянцем.

— Ну вот, а то и думаю: что-то не так с Петром, что-то тут такое есть. Смотри какой — ни слова, ни полслова. Бирюк какой-то стал. Отец я тебе или кто? — закончил Пантелеймон Тимофеевич.

И пошли «старосты» после краткого угощенья хлопотать за Петра, а вместе с ними и Василек с Павлушей. Мачеха, отряхая руки от муки, вручила им паляницу, и те отправились, ободренные напутствием: «Помогай вам бог!» Приехали к дому невесты, вошли во двор. Встретил их на пороге хозяин, отгоняя собак. Поднесли ему паляницу со словами:

— Принимай, Алексей, хлеб-соль, а с ним и нас, да спрашивай, чего пришли.

Хлеб-соль отец принял, поцеловал его, повел гостей в хату. На лавку присел. Отвечать не спешил — с мыслями собирался. Да и цену себе и «товару» своему знал хорошо.

— Чего пришли?! А откуда я знаю? Надо будет — сами скажете, не маленькие.

— Мы люди степенные, без дела не ходим по хаткам. Говорят, у вас продается что-то, хороший, слышали, товар у вас есть. Ну а у нас купец неплохой. Сойдемся, может, в цене? — издалека начинают «старосты».

— Вон чего! Тут надо подумать. — И отец с матерью, а за ними и Прасковья уходят за стенку.

Вышла наконец дочь после переговоров с родителями, и один из «старостов» спрашивает ее:

— Ну, дивчина, пойдешь за нашего хлопца?

— Не знаю, то як батько та маты, так и я, — вовсе растерявшись, отвечает она.

Тут и распили прихваченный с собою магарыч. Когда уходили, то на самых воротах один из «старостов» нетерпеливо спросил у отца невесты:

— Так когда ж рушники будут?

На что тот степенно ответил:

— То не к спеху. Нехай сват да сваха прийдут, побалакаем…